header photo

Главная - Военное дело - Военная история

Бобров Л.А. Казахская тактика ведения боя в конном строю в конце XV–XVI веках

Бобров Л.А. Казахская тактика ведения боя в конном строю в конце XV–XVI веках // Война и оружие: Новые исследования и материалы. Труды Третьей международной научно-практической конференции 15-17 мая 2013 г. СПб., 2013. Ч. I. C. 231-258.*

Ввоенное искусство казахов эпохи позднего Средневековья и раннего Нового времени традиционно привлекает к себе пристальное внимание отечественных и зарубежных оружиеведов, археологов и военных историков. Повышенный интерес к данной теме обусловлен спецификой эволюции вооружения и военного дела номадов в завершающий период существования Кочевого Мира как самостоятельного исторического феномена. На протяжении XV – первой половины XIX вв. кочевники Казахстана, с одной стороны, продолжали развивать и совершенствовать воинские приемы своих предшественников эпохи раннего и развитого Средневековья, а с другой, активно усваивали инновационные элементы военного дела оседло-земледельческих народов. Примечательно, что в казахской армии данный процесс шел не столько сверху (в результате военных реформ, проводимых сильным центральным правительством, как, например, в Джунгарии конца XVII – первой половины XVIII вв.), сколько снизу, являясь закономерным итогом развития военной практики.
Особый интерес в данной связи представляет тема эволюции казахской тактики ведения боя конца XV – середины XIX вв., которая наиболее отчетливо фиксирует трансформацию традиционного военного дела кочевников в меняющихся военно-политических условиях Нового времени. Ранее нами был рассмотрен такой интереснейший феномен, как зарождение и развитие казахской
---------------
* Работа выполнена при финансовой поддержке гранта Президента Российской Федерации МК 4281.2012.6.

-231-

тактики ведения боя в пешем строю, которая стала результатом распространения в войсках кочевников Дашт-и Кипчак ручного огнестрельного оружия 1 . Не меньший интерес вызывает и тема эволюции кавалерийской тактики казахов. К сожалению, объем статьи не позволяет рассмотреть данный феномен на протяжении всего интересующего нас периода (конец XV – середина XIX вв.). По данной причине в настоящей работе мы проанализируем основные тактические приемы кочевников Дашт-и Кипчак конца XV–XVI вв. и наметим основные направления эволюции кавалерийской тактики казахов в последующий исторический период.
Различные аспекты казахской кавалерийской тактики конца XV–XVI вв. были рассмотрены С.Г. Кляшторным, Т.И. Султановым, А.К. Кушкумбаевым, К.С. Ахметжановым, Т.К. Алланиязовым и др. 2 В то же время данную тему сложно назвать исчерпанной. Так, например, в научной литературе сохраняются разночтения относительно механизма функционирования ключевых тактических приемов кочевников Дашт-и Кипчак периода позднего Средневековья, не выявлены особенности казахских военных построений XV–XVI вв. по сравнению с аналогичными построениями кочевников предыдущих эпох, не рассмотрены причины и направления эволюции тактики ведения конного боя казахов на протяжении данного периода. Этим вопросам посвящена настоящая статья.
Источниковая база по теме исследования представлена вещественными, изобразительными и письменными материалами. Комплексный анализ источников позволяет реконструировать основные тактические приемы казахов при ведении боя в конном строю, а также проследить их эволюцию на протяжении рассматриваемого периода. Ядром исследования служат сведения, относящиеся к военному искусству кочевников Восточного Дашт-и Кипчак, то есть казахов XV–XVI вв. и так называемых кочевых узбеков конца XV – начала XVI вв. Особо подчеркнем, что мы не считаем возможным привлекать к анализу сведения о военном деле узбеков Мухаммеда Шейбани-хана и его преемников, после завоевания ими Мавераннахра, так как установление узбекского контроля над крупными оседло земледельческими центрами Средней Азии существенным образом трансформировало их военное искусство в целом и тактику в частности. Военное дело кочевых тюркских соседей казахов на западе и востоке (ногаев и могулов соответственно),

-232-

напротив, представляет значительный интерес для сравнительного анализа, так как оно развивалось в схожих военно-политических и экономических условиях и в тесном контакте с военным искусством казахов.
Рассмотрим основные тактические приемы ведения конного боя кочевниками Дашт-и Кипчак эпохи позднего Средневековья и раннего Нового времени.
1. «Хоровод». Оригинальный кольцевидный строй кочевников для ведения лучного боя на средней и малой дистанции (рис. 1; 2 А).

Рис. 1. «Хоровод» конных лучников, XVI в. Схема реконструкция:
1. Стрельба из положения влево вперед;
2. Стрельба из положения влево вбок;
3. Стрельба из положения влево назад;
4. Командир отряда конных лучников («вожатый», по С. Герберштейну) пресекает попытку нарушить строй;
5. Во время движения по внешней стороне кольца «хоровода» всадники поправляют снаряжение и достают из колчана стрелы

-233-

Данный военно-исторический феномен был впервые подробно проанализирован М.В. Гореликом в статье, посвященной военному делу татаро монголов 3 .
Наиболее детальное описание «хоровода» первой половины XVI в., записанное со слов русских воинов, оставил посол в Мос ковии С. Герберштейн: «Когда им (татарам. – Л.Б.) приходится сражаться на открытой равнине, а враги находятся от них на расстоянии полета стрелы, то они вступают в бой не в строю, а изгибают войско и носятся по кругу, чтобы тем вернее и удобнее стрелять во врага (здесь и далее курсив наш. – Л.Б.). Среди таким образом (по кругу) наступающих и отступающих соблюдается удивительный порядок. Правда для этого у них есть опытные в сих делах вожатые, за которыми они следуют. Но если эти вожатые или падут от вражеских стрел, или вдруг от страха ошибутся в соблюдении строя, то всем войском овладевает такое замешательство, что они не в состоянии более вернуться к порядку и стрелять во врага. Такой способ боя из за сходства называют “пляской” (то есть “хороводом”. – Л.Б.)... Они заводят “пляску”, как называют ее московиты; командир или вожатый приближается со своим отрядом к вражескому войску и, пустив стрелы, отъезжает; за ним – другой отряд, и таким образом один отряд за другим, пока первый снова не вернется вслед за последним. Если они сумеют устроить дело так, то преимущество на их стороне, но если командиры, едущие впереди отрядов, погибнут или оробеют, то они быстро приходят в замешательство» 4 .
Вероятно, этот же тактический прием в исполнении номадов Дашт-и Кипчак в начале XVI в. описан и З. Бабуром: «Вот еще один [способ нападения]: передние и задние, беки и нукеры, все вместе мчатся во весь дух, пуская стрелы; они тоже не отступают в беспорядке и скачут назад во весь опор» 5.
Таким образом, «хоровод» представлял собой замкнутое (вероятно, вытянутое вдоль вражеского строя) кольцо конных лучников, поражающих врагов стрелами на полном скаку (рис. 1, 2 А). Учитывая скорость стрельбы из лука, можно с большой долей уверенности утверждать, что воин-степняк, проносясь вдоль строя противника, выпускал по врагу не одну, а 2-3 и более стрел. Особое значение имел тот факт, что каждый лучник мог выбрать для себя максимально удобное расстояние и положение для стрельбы: «влево-вперед» (рис. 1, 1), «влево-вбок» (рис. 1, 2), «влево-назад» (рис. 1, 3). По этой же

-234-

причине вращающееся кольцо всадников не могло быть широким. Чтобы не мешать друг другу прицеливаться и стрелять, конники должны были двигаться в один или, максимум, в два ряда 6 .
Несмотря на кажущуюся простоту, данный тактический прием был достаточно сложен в исполнении, требовал от лучников высокой точности движений, координации и дисциплины, поэтому воины, участвующие в «хороводе», были разделены на отдельные небольшие отряды (десятки?) во главе с «вожатыми», точно знающими положение своего подразделения в строю.
Наряду с основным вариантом «хоровода», когда кольцо лучников раскручивалось непосредственно перед строем противника, можно предполагать и наличие в военной практике номадов большого (внешнего) «хоровода», когда цепь конных лучников охватывала построение противника со всех сторон, заключая его в кольцо. Такой вариант «хоровода» позволял еще более усилить

Рис. 2. Тактические приемы кочевников Дашт-и Кипчак конца XV–XVI вв.:
А. «Хоровод» конных лучников. Обстрел вражеских построений;
Б. Атака конницы противника, притворное отступление всадников «хоровода» с ведением лучного обстрела преследователей;
В. Контратака кочевников с участием засадного полка

-235-

эффективность лучного боя, так как всадники не делали вынужденную паузу в стрельбе при прохождении внешней дуги кольца (рис. 1, 5). Однако данный вариант «хоровода» нес и дополнительные риски, так как воины на одной его стороне не могли знать, что происходит на другой стороне построения, закрытого от их глаз рядами вражеских воинов.
Главная задача «хоровода» заключалась в нанесении максимального урона противнику в дистанционном бою. Оригинальный строй из проносящихся конных лучников позволял обеспечить непрерывный «дождь стрел», о котором с содроганием писали хронисты оседло-земледельческих народов. Благодаря тому что степные военачальники раскручивали кольцо конных лучников в непосредственной близости от вражеского строя, стрельба велась с минимальной дистанции и приводила к чудовищным потерям среди обороняющихся воинов и их боевых коней 7 . Смертоносный «ливень» буквально выкашивал построения противника, заставлял паниковать, провоцировал на неподготовленную атаку или обращал в бегство.
Чем пассивней вели себя вражеские войска, чем больше было в их рядах пехоты, снабженной только оружием ближнего боя, тем большую опасность представлял для них «хоровод». Однако даже наличие в пехотном строю некоторого количества лучников и арбалетчиков не решало проблемы, так как частота стрельбы проносящихся вдоль строя и быстро сменяющих друг друга конных лучников была значительно выше, чем пеших стрелков, которые должны были еще перезаряжать свои арбалеты. В случае контратаки тяжелой конницы противника составлявшие «хоровод» лучники могли резко повернуть коней и, пользуясь преимуществом в скорости, уходить от противника (рис. 2 Б). При этом они продолжали поражать преследующих латников и их коней стрелами из положения «влево назад» и нередко заводили их под удар засадных отрядов (см. ниже).
Современные исследователи, как правило, отзываются о данном строе кочевников исключительно в превосходной степени. Однако, отмечая несомненную эффективность «хоровода», необходимо указать и на слабые стороны данного построения. К их числу следует отнести уязвимость «хоровода» перед неожиданной и быстрой контратакой противника, проводимой большими массами конницы, а также неуправляемость кольца лучников в случае

-236-

гибели или ошибки «вожатых». Последний фактор особенно подчеркивал С. Герберштейн: «...если эти вожатые или падут от вражеских стрел, или вдруг от страха ошибутся в соблюдении строя, то всем войском овладевает такое замешательство, что они не в состоянии более вернуться к порядку и стрелять во врага» 8 .
М.В. Горелик совершенно справедливо указал, что «хоровод» активно применялся кочевниками уже в эпоху Великих Монгольских завоеваний, а возможно, и раньше 9 . Снижение популярности данного строя было связано с изменением тактики ведения боя в эпоху «Малого монгольского нашествия» и распространения огнестрельного оружия (см. ниже).
2. «Тулгама» («тулгамыш») 10 . Охват фланга противника с выходом в тыл, сопровождаемый массированной лучной стрельбой (рис. 3).
Данный тактический прием получил в современной военно-исторической литературе весьма разнообразные толкования, вплоть до самых экзотических 11 . Это тем более удивительно, что содержание и смысл этого маневра подробно изложены З. Бабуром, который столкнулся с «тулгама» в ходе войны с кочевниками Дашт-и Кипчак в начале XVI в.: «Когда ряды сблизились, враги стали заходить краем правого фланга нам в тыл; тут я повернулся к ним фронтом, и наш авангард, куда были записаны все наличные йигиты, видавшие битвы и рубившиеся мечом, оказались на правой руке; перед ним не осталось ни одного человека. Все же мы отбили и оттеснили врагов, вышедших вперед, и прижали их к центру... Правый фланг врага, потеснив наш левый фланг, зашел нам в тыл. Так как наш авангард тоже остался на правой руке, то наш фронт оказался оголенным. Люди неприятеля напали на нас спереди и сзади и начали пускать стрелы... Мы несколько раз нападали на противника и с боем оттесняли его; наши передовые тоже ходили в наступление. Люди, которые зашли нам в тыл, также приблизились и начали пускать стрелы прямо в наше знамя (то есть в сторону ставки командования. – Л.Б.); они напали спереди и сзади, и наши люди дрогнули. Великое искусство в бою узбеков эта самая “тулгама”. Ни одного боя не бывает без тулгамы» 12 .
Таким образом, «тулгама» – особый тактический прием, который предусматривал охват фланга противника с выходом в тыл и нанесением массированного лучного удара по его построениям. Это подтверждается и самим происхождением термина, который об

-237-

разован от тюркского глагола «тулгамак», то есть «окружить, обвернуть, обратить, кружить, крутить» 13 .
Охват фланга вынуждал вражеских военачальников начать спешный разворот своих воинских подразделений лицом к атакующим (рис. 3 А), что приводило к нарушению боевых порядков, но не решало тактической задачи, так как кочевники продолжали осыпать перестраивающихся вражеских воинов стрелами, как с фронта,

Рис. 3. Тактический прием «тулгама» на примере сражения у Ходжа Кардзана (1501 г.):
А. Войска кочевников Дашт-и Кипчак совершают охват левого фланга тимуридских войск, вынуждая их начать спешное перестроение. В результате боевой порядок нарушается. Отборные тимуридские войска авангарда оказываются на правом фланге и не участвуют в схватке. «Когда ряды сблизились, враги стали заходить краем правого фланга нам в тыл; тут я (Бабур. – Л.Б.) повернулся к ним фронтом, и наш авангард, куда были записаны все наличные йигиты, видавшие битвы и рубившиеся мечом, оказались на правой руке; перед ним не осталось ни одного человека»;
Б. Попытки тимуридских войск контратаковать. «Все же мы отбили и оттеснили врагов, вышедших вперед, и прижали их к центру...»;
В. Повторный охват кочевниками левого фланга тимуридских войск с выходом в тыл. Лучная атака с фронта и с тыла. Попытки тимуридских войск (включая авангард на правом фланге) контратаковать не приводят к желаемому результату. «Правый фланг врага, потеснив наш левый фланг, зашел нам в тыл. Так как наш авангард тоже остался на правой руке, то наш фронт оказался оголенным. Люди неприятеля напали на нас спереди и сзади и начали пускать стрелы... Мы несколько раз нападали на противника и с боем оттесняли его; наши передовые тоже ходили в наступление»;
Г. Лучная атака кочевников с тыла на ставку Бабура, атака на тимуридские войска с фронта и с тыла. Бегство тимуридских войск. «Люди, которые зашли нам в тыл, также приблизились и начали пускать стрелы прямо в наше знам (то есть сторону ставки командования. – Л.Б.); они напали спереди и сзади, и наши люди дрогнули. Великое искусство в бою узбеков эта самая «тулгама». Ни одного боя не бывает без тулгамы»

-238-

так и с фланга и с тыла (рис. 3 Б). В случае необходимости кочевники повторно обходили войска противника с фланга, что еще более усиливало неразбериху в его рядах (рис. 3 В). Контратаки обороняющихся не приводили к желаемому результату, так как легкие степные лучники уходили из-под удара латной конницы тимуридских «йигитов», а затем снова возвращались на поле боя. И без того не слишком дисциплинированные среднеазиатские войска, вынужденные совершать непредусмотренные планом боя развороты и перестроения под ливнем стрел, неизбежно нарушали строй. В конечном счете это приводило к смешению рядов и отступлению тимуридских войск (рис. 3 Г).
Главная роль при выполнении «тулгама» (как и в «хороводе») отводилась массированной лучной стрельбе. Ни о каком «таранном» ударе, упоминаемом некоторыми современными авторами, речь в источниках не идет. Рукопашная схватка не исключалась при выполнении маневра, но не являлась его обязательным элементом. Главное отличие «тулгама» от «хоровода» заключалось в том, что в первом случае приоритет отдавался маневру, а обстрел противника велся не только с фронта, но и с фланга и с тыла. Однако нельзя исключать, что «тулгама» могла включать в себя

-239-

(как составные части атаки) и «хороводы». При выполнении «тулгама» кочевники обычно атаковали левое крыло противника своим правым флангом. Это вполне объяснимо, так как в этом случае атакующие лучники могли беспрепятственно вести стрельбу влево-вперед, влево и влево-назад. Иногда, чтобы маневр был неожиданностью для противника, он осуществлялся левым флангом или двумя флангами одновременно: «Храбрые мужи, воины опытные в сражениях и испытанные в битвах, напали [на врага] с левого и правого флангов, и, подобно воинственным львам, сцепились между собой, и покрыли прах поля брани кровью» 14 . Следует подчеркнуть, что «тулгама» могла осуществляться как фланговыми отрядами, так и всей армией целиком.
Вопрос о времени появления «тулгама» в военной практике кочевников остается открытым. В настоящее время можно уверенно утверждать, что данный тактический прием был хорошо известен и активно использовался кочевниками Средней Азии и Восточной Европы в период развитого Средневековья. Так, например, его применял хан Тохтамыш против войск Тимура в битвах у р. Кондурча (1391 г.) и у р. Терек (1395 г.) 15 . Интересно, что в обоих случаях «тулгама» ставила чагатайские войска на грань поражения, и только полководческий гений Тимура, высокий уровень дисциплины и эффективная военная организация чагатайских войск позволяли великому завоевателю, в конечном счете, одерживать победы над степными армиями. А вот его наследники так и не смогли найти эффективных способов борьбы с «тулгама». Хваленые «кованые рати» тимуридских владык, щитоносная пехота и арбалетчики городских ополчений Мавераннахра не выдерживали ливня стрел легкой и маневренной степной конницы.
В XIV–XVI вв. «тулгама» – один из самых эффективных приемов ведения боя тюркскими кочевниками Средней Азии. Подобрать «противоядие» в рамках традиционной региональной тактики было крайне сложно. Опираясь на превосходство в мобильности и дистанционном бою, номады могли раз за разом безнаказанно повторять маневр, ускользая из-под контрударов противника и обрушивая на него ливень стрел. По выражению З. Бабура: «Великое искусство в бою узбеков эта самая “тулгама”. Ни одного боя не бывает без тулгамы» 16 . Эффективное применение «тулгама» в ходе кампаний начала XVI в. стало одним из ключевых военных факторов, позволивших кочевым узбекам

-240-

одержать победы над тимуридскими армиями и установить свой контроль над Мавераннахром. Как показали дальнейшие события, главную опасность для «тулгама» представляли не сабли «среднеазиатских рыцарей»-йигитов, а длинные пики ойратской конницы и слаженная ружейная стрельба российских казаков и узбекских туфакандазов.
3. Атака с притворным отступлением и засады. Данный тактический прием представлял собой провоцирующую атаку с последующим контролируемым (притворным) отступлением (сопро вождаемым лучной стрельбой по преследователям), завершающимся массированным контрударом (рис. 2 Б, В).
На протяжении эпохи позднего Средневековья и раннего Нового времени данный тактический прием активно применялся кочевниками Восточной Европы, Средней и Центральной Азии. Его наиболее подробное описание в первой половине XVI в. выполнено С. Герберштейном: «Сражение с врагом они (татары. – Л.Б.) начинают издали (пуская стрелы) и очень храбро [сражаются], хотя долго не выдерживают, а (пуская стрелы) обращаются в притворное бегство. Когда враг начинает их преследовать, то (при первой возможности) татары пускают назад в них стрелы (причиняя этим большой урон...); затем, внезапно повернув лошадей, снова бросаются на расстроенные ряды врагов» 17 .
Таким образом, суть данного тактического приема заключалась в том, чтобы расстроить боевые порядки противника лучной стрельбой, спровоцировать его на неподготовленную атаку, нанести максимальные потери в ходе «контролируемого бегства» (поражая противника стрелами из положения влево-назад) и, наконец, опрокинуть потерявших строй и растянувшихся преследователей. Для эффективного применения подобного приема степняки должны были атаковать врага в растянутом неглубоком строю, чтобы не мешать друг другу в ходе последующего «бегства». В военном искусстве казахов данный тактический прием сохранился вплоть до XIX в. Интересно, что в этот период реальная военная уловка казахских воинов служила подтверждением возможности применения этого маневра кочевниками Древности: «Они [казахи] оправдывают и повесть о парфянах, соделывавшихся из бегущих, при малейшем беспорядке гнавшегося неприятеля, наступающими, а из рассеянных – в краткое время собравшимися и снова на битву возобновляющими» 18 .

-241-

Достаточно часто составной частью притворного отступления являлись засады, представлявшие собой укрытый от глаз противника резерв, служивший для усиления эффекта неожиданного контрудара по преследователям.
Засады могли являться и главным компонентом тактического приема. В этом случае в засаду помещалась основная часть казахских войск, а малый отряд (авангард) провоцировал нападение противника, подводя его под удар главных сил степняков. В данной связи показательна так называемая Казахская битва, произошедшая в марте 1509 г. Большая узбекская армия обнаружила улус казахского Джаниш-султана, который прикрывал лишь небольшой отряд кочевников. Узбеки атаковали и потеснили его. Окрыленные успехом многие воины покинули поле сражения и бросились грабить казахские кибитки. В этот период «из тесноты зарослей» вырвалась казахская конница и обрушилась на растерявшихся узбеков. Оказывается, «... Джаниш-султан со знатными казахами до сих пор стоял в большом полку, а другой их отряд [авангард] выдвинулся и встал на место обороны и сопротивления. Джаниш-султан и казахские султаны ждали удобного случая, чтобы при возможности броситься в бой... Джаниш-султан с отрядом, который составлял основу войск, узнал, что большая часть войска [узбеков] отправилась грабить жилища и что захват ими добычи стал причиной оставления боевых рядов, что они занимаются грабежом и большой полк их лишился опытных воинов. Выбрав удобное время, Джаниш-султан построил ряды и, пробив в барабаны, наподобие воинственного льва, вышел по узким тропинкам, сквозь чащу деревьев и тростниковых зарослей и произвел сокрушительный натиск на войско [узбекских] султанов» 19 . О силе казахского удара говорит и тот факт, что в круговерть схватки попал даже командующий узбекским корпусом Убайдаллах-султан, который был вынужден сначала отстреливаться от наседающих казахов из лука, а потом, потеряв коня, отбиваться саблей и кинжалом 20 . Судя по словам узбекского хрониста Фазлаллаха ибн Рузбихана (участника похода 1509 г.), корпус Убайдаллах-султана находился в тяжелом положении: «Повернуть обратно – не воинское дело, а стоять на месте было выше сил воинов» 21 . Можно полагать, что в конечном счете казахи сломили бы сопротивление узбеков, но в решающий момент на поле боя появился элитный корпус Султан-Мухаммад-Тимура, включавший

-242-

ханскую гвардию «из славных амакчиев и храбрых чухраев», который и определил исход сражения 22 .
Тактический прием, включавший в себя нападение на противника, притворное отступление и наведение преследователей на засаду, применялся казахами и позднее. Так, например, согласно отчету цинского командования в августе 1754 г., казахи пытались подвести под удар засады цинский отряд: «...войска маршала Тартанга подошли к Ярле, где они встретились с передовым отрядом Кодзи Боркена, силою примерно в две тысячи человек. Казахи устроили засаду за одним холмом и симулировали бегство, рассчитывая за манить китайские войска, которые начнут преследовать бегущих; но наши воины взобрались на холм, и засада была открыта. Потом они [цинские стрелки] сомкнули ряды и приготовились стрелять залпами, затем, окопавшись, они устроили укрепленный лагерь, к которому неприятели не осмеливались приблизиться» 23 . Полвека спустя Я.П. Гавердовский отмечал, что казахи «...иногда, поставя засаду и притворно напав, завлекают его [противника] в желаемое место» 24 .
Притворное отступление и засады относятся к числу традиционных тактических приемов кочевников. Они были исключительно популярны уже в эпоху Древности, раннего и развитого Средневековья. Особенно часто и с потрясающим эффектом его применяли степные военачальники времен Великого Монгольского нашествия 25 . Наиболее часто на уловки степняков попадались войска оседло-земледельческих народов. Значительно сложнее было обмануть и подвести под удар свежих сил соседей-кочевников, искушенных в искусстве степной войны. Не следует забывать, что тактика контролируемого отступления и засад имела и свои слабые стороны. Если противник начинал массированное преследование большими силами свежей конницы, то притворное отступление могло перерасти в настоящее бегство. Что касается засад, то эффект от их применения мог быть нивелирован при наличии у противника сильного конного резерва, способного переломить ход сражения (см. выше).
4. «Напуск» с холодным оружием и «съемный бой». Атака с применением оружия ближнего боя с целью прорыва построений противника.
Если три описанных выше тактических приема основывались на массовом применении лука и стрел, то главным содержанием

-243-

«копийного и сабельного напуска» была рукопашная схватка («сьемный бой»). Можно выделить две основные разновидности «напуска», которые с некоторой долей условности можно определить как «узбек-казахский» и «ойрат-казахский».
Первый прием характерен для военного искусства кочевников Восточного Дашт-и Кипчак второй половины XV–XVI вв. Он представлял собой логическое завершение массированного лучного удара, проводимого в рамках «хоровода», «тулгама» или притворного отступления. После того как противник понес существенные потери, а ряды вражеских воинов смешались под градом стрел, на них обрушивались всадники, вооруженные холодным оружием. В XV–XVI вв. в такой атаке обычно участвовали только конные панцирники, которые для этой цели сводились в специальные ударные отряды. Судя по данным письменных источников, большая часть панцирников в момент атаки действовала длинноклинковым оружием. Очень популярны были также палицы и булавы. Часть воинов сражалась боевыми топорами, копьями и кистенями. При этом в любой момент панцирник мог сменить оружие ближнего боя на лук и стрелы.
В связи с тем что в «сабельном напуске» участвовали представители степной военной и политической элиты, среднеазиатские хронисты уделяли данному тактическому приему в своих произведениях несоразмерно большое внимание. Атакующий отряд панцирников сравнивался (из-за блеска доспехов) с рекой Нил, «железным морем» или «железной горой», а под копытами коней латников якобы прогибалась земля: «От скопления одетых в железо всадников земля приобрела свойство магнита. Волны пошли по воздуху, отраженному от брони, подалась земля под грузом железа... Затем, когда устремился вперед сахибкиран, неприятель пустился в бегство пред его острым мечом. Разбегались, как муравьи под ногами слона, они стали соломой на поверхности реки Нил» 26 .
Подобные пышные описания не должны вводить современного читателя в заблуждение. Воинов, снабженных металлическим защитным вооружением, в войсках кочевников Дашт-и Кипчак конца XV–XVI вв. было немного, поэтому численность ударных панцирных отрядов редко превышала несколько десятков или сотен всадников. Самостоятельно разгромить многочисленных конных лучников противника такой отряд не мог, но он вполне подходил

-244-

для нанесения финального удара по деморализованному врагу. В ходе атаки применялись как плотные шереножные, так и разреженные построения, а во время «съемного боя» сражение нередко распадалось на множество поединков. Отметим, что «узбек-казахский напуск» применялся воинами Восточного Дашт-и Кипчак в основном против армий других кочевников. В то время как в столкновениях с войсками Тимуридов, а позднее узбеков Мавераннахра, хорошо обеспеченных защитным вооружением, полководцы Дашт и Кипчак нередко ограничивались лишь дистанционным боем.
Распространение «ойрат-казахского напуска» в Дашт-и Кипчак связано с изменениями в военном искусстве монголоязычных кочевников Центральной Азии. На протяжении многих столетий ударные копья и пики играли важную роль в комплексе вооружения кочевников этого региона. Однако в эпоху раннего и развитого Средневековья длиннодревковое оружие применялось преимущественно конными панцирниками, в то время как легковооруженные номады использовали копья лишь эпизодически. Ситуация принципиально изменилась в эпоху позднего Средневековья и раннего Нового времени. В XVI–XVII вв. монгольские и ойратские полководцы, стремясь усилить атакующую мощь своих конных армий, начали массово снабжать копьями и пиками не только латников, но и бездоспешных лучников. В конечном счете, это привело к появлению новой разновидности конницы, составленной из легковооруженных копейщиков 27 .
Таким образом, ключевое отличие «узбек-казахского напуска» от «ойрат-казахского» заключается в том, что первый осуществлялся немногочисленными конными панцирниками, довершавшими «работу» лучников, а во втором участвовала вся масса панцирной и легкой конницы кочевников, вооруженных копьями и пиками. Слитный натиск сотен и тысяч копейщиков буквально выносил противника с поля боя. Другими словами, если «узбек-казахский напуск» можно уподобить завершающему уколу кинжала стилета, то его «ойрат-казахский» аналог представлял собой всесокрушающий удар боевой секиры.
Как показали военные конфликты XVII–XVIII вв., решение снабдить конных стрелков длиннодревковым оружием, при всей своей простоте, оказалось весьма эффективным. Легкие пиконосцы были мобильны, устойчивы в ближнем бою, могли стремительно

-245-

атаковать, опрокидывать и преследовать конных лучников противника. Не удивительно, что многие степные народы, испытав на себе мощь копейных ойратских атак, поспешили последовать примеру своих монголоязычных соседей. Одними из первых, кто воспринял новый тактический прием, были кочевники Казахстана. За ними последовали киргизы, башкиры и другие воины Великой Степи (включая российских казаков) 28 . Заимствование казахами ойратской тактики «копейного напуска» произошло, вероятно, еще до начала эпохи «Малого монгольского нашествия», то есть во второй половине XVI в. Во всяком случае, в начале XVII в. казахи уже не испытывали суеверного страха перед ойратской копейной атакой, которая вызывала неподдельный ужас у крымских татар и ногаев. Последние, столкнувшись с ойратами на поле боя, в панике жаловались своим российским союзникам, что «...нагаиским людем они, калмыцкие люди, страшны гораздо и против них не стаивали они нигде и биться с ними не умеют» 29 .
Необходимо отметить, что, заимствуя тактические приемы ойратов, казахи не пытались копировать их до мельчайших деталей, а изменяли с учетом местных военных реалий. Главное отличие «ойрат казахского напуска» от классического западномонгольского прототипа заключалось в том, что наряду с перевооружением легких лучников пиками ойратские правители целенаправленно наращивали численность панцирников в войсках 30 . В столкновении двух лавин копейной конницы преимущество имела та сторона, которая могла выставить большее число воинов, оснащенных защитным вооружением. В силу целого ряда причин (политического и экономического характера), принять аналогичные меры казахские правители не могли, что вынудило их ограничиться лишь заимствованием идеи легкой копейной конницы. Небольшим отрядам тюркских панцирников было сложно противостоять массовой «куяшной» кавалерии ойратов, что со временем привело к отказу от практики сведения казахских воинов в доспехах в отдельные подразделения. Теперь «окольчуженные» батыры включались в состав отрядов легкой копейной и лучной конницы, повышая ее устойчивость в ближнем бою. Необходимость борьбы с ойратскими «куяшниками» подвигла казахских полководцев искать асимметричный ответ, которым стало массовое применение ручного огнестрельного оружия 31 . Анализ вещественных, изобразительных и письменных источников свидетельствует, что «ойрат-казахский»

-246-

вариант «копейного напуска», с небольшими изменениями, продолжал оставаться одним из основных тактических приемов казахов для боя в конном строю вплоть до середины XIX в.
Эволюция конного боя казахских кочевников в конце XV–XVI вв. На протяжении большей части рассматриваемого периода в комплексе вооружения кочевников Дашт-и Кипчак тотально доминировал старый добрый саадак, а главным способом ведения сражения был дистанционный бой с применением лука и стрел. Характерно, что для обозначения слова «воин» применительно к казахам среднеазиатские авторы XVI в. применяли термин «колчан». Так, например, когда хан Бурундук разослал приказ: «Садитесь на коней для набега», то на его призыв откликнулись «четыреста тысяч колчанов» 32 . Во многом благодаря умелому применению легкой лучной конницы и соответствующих тактических приемов («хоровод», «тулгама» и др.) кочевые узбеки одерживали блестящие победы над тимуридскими армиями в полевых сражениях. Завоевав Мавераннахр, узбеки захватили среднеазиатские арсеналы и переориентировали оружейные мастерские региона на собственные нужды. Благодаря этому они сумели массово снабдить своих воинов саблями и защитным вооружением, что повысило устойчивость узбекской конницы в ближнем бою и привело к соответствующим изменениям в тактике ведения боя. Оставшиеся в Дашт-и Кипчак казахи на протяжении большей части рассматриваемого периода не имели возможности эксплуатировать ремесленные мастерские больших городов региона и поэтому сохранили лучную стрельбу в качестве основного способа ведения сражения. В данной связи характерно сравнение военного дела бывших степных соплеменников, данное в начале XVI в. Фазлаллахом ибн Рузбиханом, который противопоставлял мастерство казахских лучников Джаниш-султана хорошему вооружению и военной организации узбеков Мухаммеда Шейбани-хана: «Узбеки из рода казахов отбивались от войск узбеков-шибанитов, стреляя из луков. Узбеки-шибаниты побеждали добротностью оружия, ханской йасой и царским державным величием» 33 .
Неудивительно, что в условиях доминирования в военном искусстве дистанционного боя казахи добились больших успехов в деле изготовления саадаков и мастерстве лучной стрельбы. Искусно сделанные «из березового дерева крепкие стрелы» и «тугие луки» перечислены среди наиболее ценных оружейных трофеев,

-247-

захваченных узбеками у казахов в ходе военных кампаний начала XVI в. Они же импортировались в Сыгнак «со стороны Дашта» 34 .
Характерной чертой тактического искусства кочевников Дашт-и Кипчак XV–XVI вв. было разделение армии на поле боя на несколько частей («полков»). Самым простым развернутым построением был трехчастный строй, состоящий из «центра» и пары «крыльев» (рис. 4 А). Судя по описаниям, он обычно применялся тогда, когда число воинов не превышало нескольких сотен всадников. Так, например, его использовал Мухаммед Шейбани-хан в сражении с казахской армией Бурундук-хана: «В то время при хане было не более трехсот человек, но [несмотря на это] он немедленно устроил центр, правое и левое крыло войска, привел в порядок ряды» 35 .
Во втором варианте построения к центру и крыльям добавлялся арьергард, который российские переводчики часто именуют «засадой»: «Оба войска стали лицом к лицу. Когда строй установил засаду, центр и крылья, с поля боя поднялась пыль от копий» 36 . Сложности перевода не должны вводить читателя в заблуждение. На практике арьергард степной армии представлял собой резерв, который мог быть скрыт от глаз противника (собственно, засада), но мог и располагаться открыто сразу за центром армии (рис. 4 Б). Такой резерв нередко выделялся даже при наличии у степного военачальника лишь нескольких сотен воинов: «Выстроил войско с другой стороны счастливый шах [Мухаммед Шейбани-хан], войска у него двести человек, все богатыри. Когда с обеих сторон развернули ряды, с обеих сторон широко раскрыли двери ненависти. Когда устроили фланги и засаду, от каждого потребовали проявления доблести» 37 . В некоторых случаях арьергард мог быть двухчастным и делиться на резерв и засаду.
В третьем варианте построения к центру, флангам и резерву добавлялся авангард (рис. 4 В). Интересно, что даже в конце XVI в. узбеки возводили данный вариант построения войск к воинской практике эпохи Чингиз-хана: «В соответствии с тем, как это было принято у Чингиз [-хана], выделили правое крыло, левое крыло, центр, арьергард и [часть], которая должна быть в засаде» 38 . В современной научной литературе укоренилось мнение, что авангард армии кочевников состоял исключительно из легковооруженных лучников, в задачи которых входило только завязать бой и отступить к основным позициям, увлекая за собой противника и подводя его под удар флангов и центра армии. Однако в письменны

-248-

Рис. 4. Варианты построения войск кочевников Дашт-и Кипчак XVI в.:
А. Построение из центра («орта»), левого («сол кол», «майсара») и правого фланга («он кол», «майманэ»);
Б. Построение из центра, левого («сол кол») и правого фланга («он кол»), резерва/засады («буктырма»);
В. Построение из центра, левого и правого фланга, резерва/засады и авангарда («алгыншы», «мангалай»);
Г. Построение из центра, левого и правого фланга, резерва/засады, левофлангового и правофлангового охранения («сол канат», «он канат»), двухчастного авангарда («караул» и «ертаул»), застрельщиков

-249-

источниках XVI в. подчеркивается, что авангард степной армии формировался из отборного «отряда храбрецов и бахадуров», а в войсках Тимурида З. Бабура к авангарду и вовсе были приписаны лучшие бойцы его армии – «все наличные йигиты, видавшие битвы и рубившиеся мечом» 39 .
Наконец, самое дробное построение степных армий приведено Моллой Шади при описании сражения армий Мухаммеда Шейбани-хана и Махмуд-султана (второго сына казахского Джанибек-хана) на перевале Согунлук: «Сошлись оба громадных войска со всех сторон на Согунлук дабане. Строй против строя, как горы, с обеих сторон, вышли вперед караулы от обоих войск. В каждом [войске] точно установили правую и левую руку, место засады, центр, крылья» 40 . Таким образом, в данном строе каждый фланг состоял из двух частей – «руки» и «крыла». Скорее всего, речь идет о наличии в построении «канбула» – специального отряда, представлявшего собой фланговое охранение и служившего для предотвращения охвата крыла армии противником. «Канбулы» широко использовались Тимуром и хорошо зарекомендовали себя в ходе сражений со степными армиями Тохтамыша 41 . Согласно данным, собранным К.С. Ахметжаном, в боевом построении казахской армии из двух частей мог составляться не только фланг, но и авангард, делившийся на «караул» и «ертаул» 42 .
Местоположение того или иного родового отряда в строю (в центре, на флангах) было закреплено традицией. Наиболее почетными считались воинские ряды на переднем краю фланга армии, который в ходе сражения начинал маневр «тулгама». По словам Бабура: «На правом и на левом крыле [могулов] постоянно происходили раздоры между родами Чарас и Бекчик из-за того, кому выходить на край... Из-за того, кому выходить на край, они [беки родов] дрались, обнажали друг на друга сабли. В конце концов, кажется, решили, что в кругу для облавы выше будет стоять один, и в боевом строю на край будет выходить другой» 43 .
Анализ построения казахской армии конца XV – начала XVI вв. на поле боя свидетельствует, что оно представляло собой вариант традиционного для тюрко-монгольских кочевников строя «хилял». Последний представлял собой полумесяц, обращенный «рогами» (флангами) к противнику. Именно такое построение войск применял хан Тохтамыш с Тимуром в сражениях у Кондурчи и Терека 44 . Главными отличиями казахского строя конца XV – начала XVI вв.

-250-

от классического золотоордынского «хиляла» конца XIV в. было наличие мощного резерва и фланговых охранений. Возможно, эти элементы получили развитие в военном искусстве кочевников Дашт-и Кипчак под влиянием противоборства с Тимуром и его преемниками.
Если среди европейских военачальников эпохи Средневековья неожиданное нападение на противника часто считалось «плохим тоном», то для полководцев казахов, могулов, ногаев и кочевых узбеков искусство неожиданного (часто ночного) нападения на вражескую армию, напротив, служило символом воинского мастерства. Однако не меньшую славу степным владыкам приносила и победа в «правильном» полевом сражении, в котором они имели возможность проявить как тактическое мастерство, так и личное мужество. Письменные источники позволяют реконструировать последовательность такой степной баталии.
Перед началом сражения военачальники выстраивали отряды по «полкам», выделяя центр, крылья, резерв, авангард и так далее (см. выше), и определяли их командиров. Битва нередко начиналась с единоборства богатырей: «Первыми молодцы, одетые в железо, вступили на ристалище доблести. Разные [витязи], поодиночке вызывая друг друга на бой, вышли на поле битвы» 45 .
Большое сражение открывалось атакой конницы. В столкновении армий кочевников частым явлением был встречный бой, когда противоборствующие стороны пытались сразу же сломить наступление противника атакой своих конных лучников. В этом случае воздух над полем битвы пронизывали тысячи стрел, на флангах, словно длинная плеть, разворачивалась «тулгама», а в центре схватки начинали свое вращение смертоносные «хороводы». В большинстве случаев степные полководцы практиковали постепенное введение «полков» в схватку. Обычно первым в бой вступал авангард, за ним крылья и центр. Резерв и/или засады вводились в бой в решающий момент сражения. Однако известны случаи, когда сражение открывалось большим маневром всей степной армии, начинавшей выполнять фланговый охват войск противника («тулгама»).
Над отрядами кочевников реяли бунчуки и знамена с цветными полотнищами. Каждый отряд устремлялся на противника, выкрикивая родовой боевой клич «уран», который не только поднимал дух воинов, но и позволял отличить соратников и союзников от

-251-

врагов. В ходе атаки родовые ураны сливались в оглушительный рев, который производил исключительно неприятное впечатление на противника: «Зеленые, голубые и фиолетовые знамена от движения стали сверкать золотом. Стремительно взлетел боевой клич с обеих сторон, так что задрожала невольно от страха перед ними гора... В воздухе реют знамена. На штандарте [слова] – “Истинно, мы верно победили”. Поднялся к небосводу грохот от кожи онагра, от страха дракон стал похож на муравья, такой клич поднялся с обеих сторон, что земля и время содрогнулись» 46 . Через 300 лет после этих сражений оценить эффект, производимый боевыми уранами, смогли российские офицеры, которые сразу же окрестили их «ужасным криком», «ужасным шумом», «чудовищным визгом» 47 . Участник боевых действий в Средней Азии генерал М.Г. Черняев отмечал: «Кому не приходилось выдерживать атаку азиатских полчищ, тот не может даже себе представить того действия, которое производят на нервы эти нечеловеческие звуки» 48 .
Интересно, что сражения с участием армий кочевников Дашт-и Кипчак XVI в. проходили под аккомпанемент громкой военной музыки. Причем абсолютный приоритет отдавался ударным и духовым инструментам. Наиболее часто в письменных источниках упомянуты барабаны, в том числе «большие барабаны», вероятно являвшиеся наследниками знаменитых монгольских «наккаров» 49 , а также трубы 50 , флейты 51 и литавры 52 . Военная музыка не только поддерживала боевой дух воинов во время битвы, но и служила сигналом начала сражения.
Основными тактическими приемами казахов на протяжении большей части периода были «хоровод», «тулгама», притворное отступление, различные типы засад. Каждый тактический прием мог выполняться не только самостоятельно, но и в комплексе. Так, атака могла начинаться как «хоровод» перед строем противника, после чего всадники обходили его фланг и обстреливали его сбоку и с тыла («тулгама»), а в случае вражеской контратаки переходили в притворное бегство (не прекращая при этом стрельбы) и подводили преследователей под удар засады. На протяжении основного времени сражения главная роль отводилась дистанционному бою с применением лука и стрел: «Слились два моря войск. Когда подняла крик труба притеснения, на поле пал огонь и возгорелся. Воздух одел покрывало из орлиных перьев [стрел], за покрывалом скрылось сверкающее солнце...» 53 ; «С обеих сторон зазвенели луки,

-252-

стрела шептала в ухо имя смертного часа... Поднялась вверх черная туча, которая изливалась дождем стрел на головы войска. В степи заходили такие волны крови, что лик небес стал похож на тюльпан» 54 ; «Во все стороны стремительно полетели птицы-стрелы, стремительно взлетали с обеих сторон стрелы, точно сель, низвергающийся с вершины. От волн крови земля вся в складках, зрачки [колец] кольчуги стали похожи на бурлящие кровавые родники» 55 .
В ходе столкновения нескольких «хороводов» воины иногда приближались к противнику настолько близко, что метали в противника не только стрелы, но и дротики, которые в этот период получили широкое распространение среди легких ногайских и казахских воинов: «Первым за жертвой отправился лук, испустил кровожадную стрелу. С двух сторон в воздухе стрелы, словно тучи, смертный час безжалостно обрушил ливень стрел. Не милосердствуя, вошла снаружи стрела в поисках сердца... В полете дротики пронзали друг друга, тысячи трегольников в воздухе. Когда копье попадало кому-либо в рот, словно лилию, язык его оно вытаскивало через затылок» 56 .
Бегство противника могло начаться уже на первом этапе сражения после удачно проведенной атаки с акцентом на применение дистанционного оружия: «Хазрат хан сам своей благословенной особой вышел в окрестности крепости, и повсюду, где бы [враги] ни производили натиск, везде он острым наконечником стрелы стирал их с лица земли» 57 ; «Однако могулы, напрягши силы, первыми стремительно напали на Буреке. Сколько пустили они стрел, обрушили ударов мечей и метнули дротиков, что [воины Буреке] побежали от первого же натиска, [едва] они решительно произвели первую мощную атаку, [как] полностью смешали [строй] войска Буреке» 58 .
Однако тотальное преобладание дистанционного лучного боя не означало полного отказа от рукопашной схватки, которая проходила в форме атаки («напуска») немногочисленного, но хорошо вооруженного отряда конных панцирников-«богатуров» на построения противника, уже «размягченные» стрельбой лучников. После короткой рукопашной схватки вражеские воины, как правило, обращались в бегство 59 .
Подобные способы ведения боя были эффективны против маломаневренного противника (немногочисленной тяжелой конницы или пехоты) или, наоборот, против такой же легкой лучной конницы.

-253-

Этим во многом объясняются победы кочевых узбеков, казахов, крымских татар, ногаев над латной кавалерией Тимуридов, пешими ополчениями городов Мавераннахра и «вилайета Туркестан», генуэзскими кондотьерами, легкой конницей Могулистана. Однако если противник придерживался активной наступательной тактики, имел хороший конский парк и надежное защитное вооружение, то он становился смертельно опасен для конницы легких лучников. Наиболее ярко это правило подтвердили события начального периода «Малого монгольского нашествия», когда «копийные и куяшные» лавины ойратской (калмыцкой и джунгарской) конницы раз за разом сминали «хороводы» тюркских конных лучников 60 . Крымские и ногайские стрелки не успевали набрать разбег и выпустить первые стрелы, как им уже приходилось разворачивать коней и спасаться бегством, чтобы не оказаться жертвой длинных калмыцких пик. Ойратские кони были не хуже татарских, и оторваться от преследования было очень сложно, не говоря уже о том, чтобы перестроиться и повторить атаку. В тактическом плане ойратский «копейный напуск» стал «убийцей хороводов» конных лучников и существенно сократил возможности применения классического варианта маневра «тулгама».
Необходимость противодействия «копийной и куяшной» коннице ойратов, а также ружейным стрелкам и панцирникам узбеков Мавераннахра создали условия для трансформации традиционного военного искусства кочевников Восточного Дашт-и Кипчак.
Во второй половине XVI – первой половине XVII вв. в вооружении и тактике казахов произошли важные изменения. Образцом для подражания выступили военные «машины» наиболее опасных противников – ойратов и узбеков. Однако заимствования производились не механически, а с учетом местной военной специфики. Данный процесс облегчался тем фактом, что казахские военачальники и правители либо сами ранее несли службу в войсках Бухарского ханства (Таваккул), либо имели богатый опыт столкновений с узбеками и ойратами (Ишим, Турсун, Джангир и др.), то есть могли адекватно оценить сильные и слабые стороны своих противников.
Ключевыми новинками в оружейной сфере стало массовое оснащение конных лучников длинными пиками (по ойратскому образцу) и активное внедрение в войсках фитильных ружей (преимущественно среднеазиатского производства). Это, в свою очередь,

-254-

привело к трансформации тактики ведения боя. Казахские кочевники стали применять массированную копейную кавалерийскую атаку, в которой теперь участвовали не только панцирники, но и легкие копейщики («ойрат-казахский напуск»). Казахские ружейные стрелки спешивались во время сражения и вели бой от обороны, опираясь на полевые укрепления. Роль конных лучников, хотя и продолжала оставаться значительной, постепенно снижалась. Все чаще успех в бою определялся умением полководца эффективно координировать действия спешенных стрелков и масс копейной и лучной конницы. Благодаря грамотному применению такой тактики тюркские полководцы сумели нанести ряд поражений латной кавалерии ойратов. В 1643 г. казахско-узбекская армия одержала победу над джунгаро-монгольскими войсками в так называемой Орбулакской битве, а в следующем, 1644 г., ногайцы и черкесы схожим способом разгромили калмыков в горах Северного Кавказа.
В Дашт-и Кипчак начиналась новая эпоха, в которой пике и ружью отводилась не меньшая роль, чем старому доброму саадаку. Поражения первой половины 40-х гг. XVII в. подтолкнули ойратских военачальников к мысли о необходимости массового освоения огнестрельного оружия, что, в конечном счете, привело к реформированию калмыцких и джунгарских армий и изменению традиционного облика степных сражений 61 . Чтобы выстоять перед новой волной вражеского нашествия, казахские войска должны были вновь пройти через горнило военных преобразований. Особую роль в грядущих сражениях с джунгарами казахские полководцы отводили коннице, которой предстояло принять главный удар лучших корпусов армии «Последней кочевой империи».

Примечания

1. Бобров Л.А. Казахская тактика ведения боя в пешем строю в последней трети XVI – середине XIX вв. // Война и оружие. Новые исследования и материалы. Ч. I. СПб.: ВИМАИВиВС, 2012. С. 105–135.
2. Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Казахстан. Летопись трех тысячелетий. Алма-Ата: Рауан, 1992. С. 339–345; Алланиязов Т.К. Очерки военного дела кочевников Казахстана. Алматы: Фонд «XXI век», 1996. С. 55–59; Кушкумбаев А.К. Военное дело казахов в XVII–XVIII веках. Алматы: Дайк-Пресс, 2001. С. 97–110; Его же. Некоторые элементы военного искусства позднесредневековых кочевников Казахстана // Роль номадов евразийских степей в развитии мирового военного искусства. Алматы: Изд-во LEM, 2010. С. 212–227; Ахметжанов К.С.

-255-

Жараган темiр кигендер (батырлардын каружарагы эскери онерi, салтдэстурлерi). Алматы, 1996. С. 178–181; Его же. Кошпелi халыктардын шайкасалдында yрыс шебiн куру эдiстерi // Рух-Мирас. Казахстанский культурологический альманах. No 3 (3). 2004. С. 26–38.
3. Горелик М.В. Степной бой (из истории военного дела татаро монголов) // Военное дело древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 1990. С. 155–160.
4. Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 168.
5. Бабур Наме. Записки Бабура. Ташкент: АН УзССР, 1958. С. 107.
6. В противном случае стрельба из внутренних рядов «хоровода» могла быть только навесной.
7. Характерно, что рост популярности «хоровода» в эпоху Великих Монгольских завоеваний совпал по времени со стремительным распространением луков с центральной веслообразной накладкой и стрел с плоским широким пером. Такие стрелы были менее устойчивы в полете, чем их трехлопастные аналоги, а значит, менее эффективны при прицельной стрельбе на дальней дистанции. Зато более простые в изготовлении стрелы с плоским пером идеально подходили для стрельбы на малой дистанции, которая практиковалась в рамках «хоровода» (Худяков, 1997, с.124, 126). Интересно, что среди наконечников стрел кочевников Дашт-и Кипчак XV–XVI вв. данный тип стрел продолжает преобладать, что свидетельствует о сохранении некоторых тактических приемов, характерных для эпохи развитого Средневековья.
8. Герберштейн С. Указ. соч. С. 168.
9. Горелик М.В. Указ. соч. С. 155–158.
10. Термин «тулгама» применял З. Бабур, а «тулгамыш» – Абд ал-Гаффар.
11. Так, например, некоторые авторы определяют его как «таранный» (?!) удар, сокрушающий фланг противника.
12. Бабур-Наме. Указ. соч. С. 107.
13. Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Указ. соч. С. 344.
14. Материалы по истории Казахских ханств XV–XVIII веков. Извлечения из персидских и тюркских сочинений. Алма Ата: Наука, 1969. С. 147, 148.
15. В сражении у р. Кундурча Тохтамыш использовал парную «тулгаму», когда его конные отряды охватили оба фланга армии Тимура (Миргалеев И.М. Битвы Тохтамыш-хана с Аксак Тимуром // Военное дело Золотой Орды: проблемы и перспективы изучения. Казань, 2011. С. 174, 175). В первый день битвы у р. Терек Тохтамыш пытался охватить армию Тимура своим правым, а во второй день – своим левым флангом (Миргалеев И.М. Битвы Тохтамыш-хана с Аксак Тимуром. С. 178, 179).
16. Бабур-Наме. Указ. соч. 8. С. 107.
17. Герберштейн С. Указ. соч. С. 168.
18. История Казахстана в русских источниках XVI–XX вв. Алматы: Дайк Пресс, 2007. Т. 5: Первые историко этнографические описания казахских земель. Первая половина XIX в. С. 436.
19. История Казахстана в персидских источниках. Извлечение из сочинений XIII–
XIX вв. Алматы: Дайк-Пресс, 2007. Т. 5. С. 183.
20. Там же. С. 183–185.
21. Там же. С. 185.
22. Там же. С. 184.

-256-

23. Прошлое Казахстана в источниках и материалах V–XVIII вв. М.; Алма-Ата: Наука, 1936. С. 246.
24. История Казахстана в русских источниках XVI–XX вв. Т. 5. С. 437.
25. Горелик М.В. Указ. соч. С. 155–160.
26. Материалы по истории Казахских ханств XV–XVIII веков. С. 55, 56.
27. Бобров Л.А., Худяков Ю.С. Вооружение и тактика кочевников Центральной Азии и Южной Сибири в эпоху позднего Средневековья и Нового времени (XV – первая половина XVIII вв.). СПб: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2008. С. 538, 567; Бобров Л.А., Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Взаимодействие тюркских и монгольских народов с русскими в Сибири в военном деле в позднее Средневековье и Новое время: Учебн. пособие. Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т, 2010. С. 126–129, 166.
28. Бобров Л.А., Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Взаимодействие тюркских и монгольских народов с русскими в Сибири... С. 129.
29. История Казахстана в русских источниках. Посольские материалы Российского государства (XV–XVII вв.). Алматы: Дайк-Пресс, 2005. Т. 1. С. 235.
30. Бобров Л.А., Худяков Ю.С. Вооружение и тактика кочевников... С. 327–366, 567–603.
31. Бобров Л.А. Казахская тактика ведения боя в пешем строю... С. 105–135.
32. Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Казахстан... С. 340. Схожие примеры можно привести и относительно воинов Центральной Азии и Южной Сибири. Так, например, кыштымы енисейских кыргызов нередко обозначались как «луки», а ойратские и монгольские всадники как «панцири» («хуяг»). (Бобров Л.А., Худяков Ю.С. Вооружение и тактика кочевников... С. 363, 640).
33. История Казахстана в персидских источниках. Т. 5. С. 181.
34. Там же. С. 171, 189.
35. Материалы по истории Казахских ханств XV–XVIII веков. С. 104.
36. Там же.
37. Там же. С. 87.
38. Хафиз-и Таныш ибн Мир Мухаммад Бухари. Шараф-нама-йи шахи (Книга
шахской славы). Ч. 1. М.: Наука, 1983. С. 235.
39. Материалы по истории Казахских ханств XV–XVIII веков. С. 157; Бабур-Наме. Указ. соч. С. 107.
40. Материалы по истории Казахских ханств XV–XVIII веков. С. 76.
41. Миргалеев И.М. Указ. соч. С. 170–182.
42. Ахметжан К.С. Кошпелi халыктардын шайкас алдында yрыс... С. 34–37.
43. Бабур-Наме. Указ. соч. С. 116.
44. Миргалеев И.М. Указ. соч. С. 172–179.
45. Материалы по истории Казахских ханств XV–XVIII веков. С. 88.
46. Там же. С. 72, 87, 88.
47. История Казахстана в русских источниках XVI–XX вв. Т. 5. С. 134, 135, 137–139, 244, 245).
48. Михайлов А.А. Первый бросок на юг. М.: «АСТ»; СПб: «Северо-Запад-Пресс», 2003. С. 367.
49. Материалы по истории Казахских ханств XV–XVIII веков. С. 65, 69, 75–77, 105, 147, 165, 218; Бабур Наме. Указ. соч. С. 110.
50. Материалы по истории Казахских ханств XV–XVIII веков. С. 68, 69, 75, 147, 157.
51. Там же. С. 69, 76, 77.

-257-

52. Там же. С. 105, 147, 157, 165, 169.
53. Там же. С. 88.
54. Там же. С. 65.
55. Там же. С. 69.
56. Там же.
57. Там же. С. 112, 113.
58. Там же. С. 56.
59. Там же. С. 56, 76, 77, 88.
60. Бобров Л.А. Военное дело калмыков и его эволюция в XVII–XVIII веках // История Калмыкии с древнейших времен до наших дней. Элиста: Изд. дом
«Герел», 2009. Т. 3. С. 83–103.
61. Там же. С. 83–103; Его же. Казахская тактика ведения боя в пешем строю... С. 105–135; Бобров Л.А., Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Взаимодействие тюркских и монгольских народов с русскими...; Бобров Л.А., Худяков Ю.С. Вооружение и тактика кочевников Центральной Азии и Южной Сибири...

-258-