Пугаченкова Г. А. К истории костюма Средней Азии и Ирана XV—первой половины XVI вв.
Пугаченкова Г. А. К истории костюма Средней Азии и Ирана XV—первой половины XVI вв. // Труды САГУ, новая серия, вып. 81, исторические науки, книга 12. Археология СА, 1956 г.
...бывания в Блистательной Порте Джентиле Беллини и оставил документально точное изображение османского костюма XV века и если Рембрандт в XVII столетии наряжал своих библейских героев в тюрбаны и плащи, заимствованные им у персоннажей, изображенных на проникших в Голландию индийских миниатюрах, то в общем европейская живопись может дать лишь немногое для суждения о типах костюмов жителей Востока. Исходный материал может быть заключен лишь в самом восточном изобразительном искусстве. И именно к нему не может не обратиться исследователь одежды былых эпох в странах ислама.
Задача облегчается тем, что изобразительное искусство феодадального Востока, по преимуществу миниатюрная живопись, данные которой могут быть пополнены изображениями на керамике, металле и пр. как и европейское неисторично, или вернее исторично лишь для той эпохи, когда жил и творил художник. Иллюстрируя эпизоды классической восточной литературы или исторических хроник, мастер трактует их в современной ему конкретной обстановке. И если, скажем, нам хорошо известны по памятникам сасанидской торевтики и нумизматики одежды и короны Хозроя и Варахрана, то Хосров и Бахрамгур в минитюрах конца XV в. одеты в чалмы и халаты гератской моды эпохи Cултана Хусейна Байкары, а столетием позднее — в одеяния употребляйшиеся при дворах Абдулла-хана или Шах-Аббаса.
Настоящий очерк ставит целью составление первоначальной сводки некоторых данных об эволюции костюма в Средней Азии и Иране в XV—XVI в. в. — данных, которые могут быть извлечены из памятников изобразительного искусства. К этому настоятельно побуждает ряд причин. Несмотря на то, что миниатюрная живопись времени Тимуридов и Сефевидов изучена лучше, чем для иных эпох, и ей посвящены монументальные публикации, специальные экскурсы в область эволюции одежды немногочислены. Среди них можно отметить статью X. Готц'а в «Обозрении Иранского Искусства», снабженную примечаниями А. Пооп — Ф. Аккерман об эволюции иранского костюма с VI в. до н.э. по XIX столетие1. Некоторые специальные выборки к характеристике костюма XIV века имеются в статье Э. Шродера, посвященной анализу миниатюр «Шахнаме» Демотта, позволившему установить их связь с традициями Багдадской живописной школы.2 Напомним также об исследовании X. Готц'а, посвященном костюмам и модам при дворе Великих Моголов Индии.3 Однако все эти публикации далеко не исчерпывают темы о костюмах в Иране XV—XVI вв. и совершенно не затрагивают вопроса о среднеазиатских одеждах.
Между тем, постановка такого исследования открывает перспектив вы, перерастающие за рамки чисто описательных характеристик. Прежде всего костюм, как и всякое данное материальной культуры и материального производства, отражает в какой то мере специфику эпохи, вкусы общества, историко-культурные связи. Кроме того, систематизация материала позволит наметить определенные хронологические этапы изменения костюма и предложить некоторые отправные данные к датировке, а может быть и уточнению места изготовления ряда лишенных хронологических и локальных сведений миниатюр. Наконец, работа эта может иметь чисто практическое значение для художников и театральных костюмеров, которые в настоящее время в исторических полотнах и постановках нередко грешат недопустимыми анахронизмами. Достаточно напомнить о большой картине художника Г. Н. Никитина «Дис-
—86—
пут в медресе Улугбека» (собственность АН УчССР), где Улугбек его свита одеты в иранские костюмы эпохи шаха Тахмаспа. т. е. с разницей во времени на сто лет. Столь же неточны детали костюмов в кино-фильме «Навои», где Маджеддин носит сефевидский головной убор XVI столетия, а у Навои распущены концы чалмы, как это было в ходу у арабов и мусульманского духовенства.
При составлении настоящей работы нами были использованы миниатюры датированных манускриптов Института Востоковедения АН УзССР, Института Востоковедения АН СССР, Рукописного отдела Библиотеки имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, Государственно го Эрмитажа, Музея Восточных Культур в Москве и Самаркандского Музея. К этому привлечен ряд публикаций русских и зарубежных авторов. Кроме того частично учтены некоторые сведения письменных первоисточников, а также ряд данных об этнографическом костюме Средней Азии, сообщенных нам О. А. Сухаревой; следует оговорить, что то и другое привлечено без какой либо претензии на полноту сведений, и настоящий этюд строится как на основном виде источника — на памятниках изобразительного искусства.
Известные затруднения возникают в вопросе о некоторых наименованиях. Восточная терминология частей одежды для рассматриваемых нами столетий пока окончательно не уточнена. Авторы цитированных выше работ о иранском костюме предпочитают ограничиваться очень приблизительной передачей названий на соответствующих европейских языках. Безусловно, более правильно использование восточных названий, и большую помощь в этом отношении может составить не утративший до настоящего времени научного значения, хотя и столетней давности, труд Дози «Детальный словаоь наименований одежды у арабов»4. Мы считаем возможным прибегать к этому словарю в своем изложении, — с оговоркой, что окончательное уточнение терминологии костюмов Средней Азии и Ирана XV—XVI вв. может быть дано лишь знатоком языков народов Среднего Востока, поскольку труд Дози главным образом основан на арабских источниках. Приведем, например, описание одежды каирского жителя XV в., в которой Дози отмечает значительную усложненность деталей. Этот костюм состоит из рубашки и штанов, поверх которых надевается длинная одежда с очень большими рукавами — кафтан (джома) из разноцветного шелка, перепоясанный широким кушаком из шерсти, шелка или льна (хезам); поверх надевается джубба — длинное, открытое впереди платье, с короткими рукавами, обычно красного, голубого или коричневого цвета, на которое временами набрасывается фарджия из шерсти, иногда из льна. Головной убор состоял сначала из хлопчатобумажной скуфейки (кубба, такия) или суконной красного цвета шапочки (тарбуш), на которой накручивалась длинная кисейная ткань (имама)5. Костюм этот, как выясняется, в основных своих элементах столь близок к одеяниям среднеазиатской а иранской городской среды XV столетия, что видимо, не будет большей натяжкой употребление соответствующих терминов, которые, во всяком случае, точнее, чем европейские наименования, отображают значение и назначение определенных деталей восточного туалета.
II.
Городские костюмы времени Тимура и Тимуридов были унаследованы от предшествующего столетия. Как и все явления художественной культуры эпохи, они были значительно переработаны, так что по-
—87—
лучился некий новый синтетический стиль. Однако понять его генезис нельзя, не обратив хотя бы беглый взгляд на эволюцию одежды в XIVстолетии.
X. Готц посвящает одеждам монгольского периода несколько страниц.6 Он отмечает, совершенно правильно, большую роль дальне-восточной традиции, проникшей с монголами в придворную иранскую среду окружения Хулагидов. Эти традиции сказываются во введении таких типично-китайских деталей, как «шапочка мандарина», как богатые вышивки геральдического характера на плечах, груди и у полы платья, как своеобразные головные уборы женщин, состоявшие как бы из маленькой четырехугольной плакетки, на которой балансировал пучек перьев, соединенных вместе лентой или золотым кольцом. Автор оговаривает, что стиль этот был присущ придворной среде, в то время
Илл. 1. Воины. Миниатюра нач. XIV в. из «Летописей» Рашидеддина. ИВ АН УзССР (инв. № 1620).
как обычное платье было, якобы, восточной версией заимствованного от уйгуров тюркского костюма, покрой которого был близок, по существу, к одеждам всех тюркских народов, включая сельджуков, и восходя, в свою очередь, к древнеперсидскому стилю.7 Автор, при этом, упускает из вида наличие на протяжении XIII—XIV вв. эволюции, а не стабильности костюма и возможность существования локальных отличий в модах, формировавшихся в различных пунктах империи потомков Чингиз-хана. Эти различия должны были особенно явственно сказаться начиная со второй четверти XIV в., когда, по существу, при номинальном сохранении в различных областях ханов из дома Чингизидов, фактически роль династии сходила на нет, при усилении значения местных правителей. Как отражение постепенного ухода монголов с исторической арены в странах Среднего и Ближнего Востока, мы наблюдаем в XIV в. расцвет ряда местных художественных школ — в архитектуре, в живописи, в прикладных искусствах. То же мы вправе ожидать и в области развития мод; миниатюры наглядно это подтверждают.
Для характеристики монгольских придворных мод начала XIV в. может быть привлечен ряд иллюстрированных «Летописей» Рашидеддина, переписывавшихся в основном в художественных мастерских Рашидийэ близ Тебриза, организованных этим просвещенным министром-
—88—
историком. Таковы, например, широко известные рукописи Эдинбургской Университетской Библиотеки 1306 г.. Азиатского Общества в Лондоне 1314 г., Топкапу-Серайя в Стамбуле 1318 г., список Института Востоковедения АН УзССР (инв. № 1620) и др.8 Для мужского костюма характерен облегающий нижний кафтан, с длинными узкими рукавами, поверх которого одета более просторная одежда — джубба, обитает другого цвета, с короткими, выше локтя, рукавами, запахнутая диагонально слева направо,9 так что застегивалась она у правой подмышки. На груди нередко яркое пятно вышивки геральдического характера (различные дальневосточные символы — феникс, селезень, китайские облака и пр.), часто поверх джубба наброшен богато расшитый воротник, четыре фестончатые угла которого спускаются на плечи, на грудь и на спину. Головные уборы дают значительное разнообразие типов. В парадных групповых портретных сценах члены царствующего дома носят своеобразный «чепец», отороченный веерообразными пучками перьев; свита — в «шапочках мандарина» с отвернутыми вверх полями вокруг труг-
Илл. 2. Типы головных уборов XIV века (по Готцу).
лой тульи; в овальных колпаках с шишечкой на макушке, иногда отороченных небольшими полями с разрезами на затылке и у лба; в своеобразных плоских шляпах с ниспадающими широкими полями; в чалмах округлой формы (соотношение высоты к ширине 1 : 2), с едва видимой маковкой куляха, вокруг которого закручена чалма.
Женские одежды очень просторны, представляя из себя широкий, драпирующийся складками халат с длинными, сильно расширяющимися книзу рукавами, запахнутый также слева направо, нередко вышитый на груди; голову украшает замысловатый головной убор, который, может быть, следует связать с тем своеобразным убором монгольских женщин, о котором писал в XIII в. Плано Карпини. «На голове они носят нечто круглое, сделанное из прутьев или из коры, длиною в один локоть и заканчивающееся наверху четырехугольником, и снизу доверху этот (убор) все увеличивается в ширину, а наверху имеет один длинный и тонкий прутик из золота, серебра или дерева и даже перо; и этот (убор) нашит на шапочку, которая простирается до плеч. И как шапочка, так и вышеупомянутый убор покрыты букараном или пурпуром, или балдахином».10
Подробное описание церемониального костюма цариц из дома Чингизидов приводит в начале XV в. испанский посол Рюи Гонзалес де-Клавихо. Костюм этот, как известный анахронизм, был сохранен при Тимуре, культивировавшем при дворе монгольские обычаи и нравы: «...Каньо — старшая жена царя, — пишет Клавико, — пришла одетая таким образом: на ней было платье из красной шелковой ткани, вьши-
—89—
той золотом, широкое и длинное, волочившееся по земле; на нем не было рукавов и никаких отверстий кроме того, в которое проходила голова, и пройм, сквозь которые просовывались руки; оно было просторное и без всякого выреза у пояса, а только очень широкое внизу; и подол его несли до пятнадцати женщин, поднимая его кверху для того, чтобы она
Илл. 3. Одежда хана и его жены. Миниатюра нач. XIV в. из «Летописей» Рашидеддина. ИВ АН УзССР (инв. № 1620).
могла идти. У нее на лице было столько белил и чего-то другого белого, что оно казалось точно бумажное; это накладывается против солнца, и когда отправляются в путь зимою или летом все женщины, что познатнее, едут с такими лицами. Лицо на ней было завешено гонкою белой тканью; а на голове точно шлем из красной ткани, похож на те, в которых сражаются, и эта ткань спускалась ей немного на плечи; этот шлем был очень высок и на нем было много крупного, светлого и круглого жемчуга, много рубинов и бирюзы и разных других каменьев, очень красиво вставленных; то, что спускалось на плечи, было вышито золотом, а наверху был очень красивый венок из золота, в котором было много каменьев и очень крупного жемчуга. Над шлемом была, точно маленькая беседка, и в ней было вставлено три рубина, каждый шириною в два пальца, может быть немного больше или меньше, ясные и чрезвычайно красивые, с сильным блеском. Наверху был белый султан в локоть вышиной, и с этого султана некоторые перья спускались вниз, иные до лица, и доставали даже до самых глаз. Эти перья были связаны вместе золотой ниткой, на конце которой была белая кисть яз птичьих перьев с каменьями и жемчугами; и когда она шла, этот султан раскачивался в разные стороны. Ее волосы были распущены по пле-
—90—
там; они были очень черны, так как они ценят черные волосы выше всех других и даже красят их, чтобы сделать черными. Этот шлем поддерживало руками много женщин... Таким образом к дарю пришло девять жен, все одетые и убранные одна как другая».11
Как показывают миниатюры, к середине XIV в. придворный костюм в Тебризе претерпевает некоторые изменения. По мнению Э. Шродера, процесс этот протекает под определенным влиянием багдадских мод, что убедительно прослеживается в миниатюрах так называемого
Илл. 4. Тебризская школа XIV в. 1) «Шах-наме» из колл. Демотта; мужские костюмы, 2) «Шах-наме» из колл. Веве; женская одежда.
«Шах-Наме» Демотта, разрозненные листы которых разбросаны в различных собраниях мира.12 Здесь, наряду с описанным выше типом мужского костюма, отмечаем верхний халат с разрезом посредине, застегивающимся на пуговицах, с небольшим темным отложным воротником. В головных уборах, наряду с различными дальневосточного типа шапочками и шляпами, употребительна чалма, закрученная вокруг куляха с небольшим острием, справа налево, складками направленными снизу вверх, причем последний оборот ткани пересекает эти складки сверху вниз. Сапоги с острыми носами, но без каблуков.
Женский костюм становится более облегающим и состоит из двух длинных, драпирующихся мелкими складками платьев с длинными рукавами; верхнее — раскрыто внизу, начиная от пояса. Пожилые женщины окутывают все тело и голову длинной тканью.
Стиль багдадских мод конца XIV столетия хорошо выясняется, благодаря циклу иллюстраций к «Дивану» Хаджу Кермани, выполненных багдадским художником Джунейдом Султани в 1396 г. (рукопись Британского Музея). В миниатюре к поэме «Хумаи и Хумаюн» даже китайская принцесса и ее дамы и придворные одеты в костюмы багдадского покроя; «китайское» показано лишь в некоторых второстепенных деталях — например, своеобразных шиньонах, собранных пучком на макушке.
В мужском костюме отмечаем два длинных, доходящих до пят, разного цвета халата, застегнутых посредине, с длинными узкими рукавами, иногда с шалевым воротником. Головные уборы дают серию разнообразных, дальневосточного типа шляп, монголо-турецкий колпак,
—91—
небольшие округлые шапочки. Женский — аналогичен мужскому не покрою и стилю. На верхнее платье нередко наброшен длинный подбитый мехом плащ с ниспадающими ниже колен рукавами, иногда легкий
Илл. 5. Мужские шапки и женский костюм. Список Хаджу-Кермани 1396 г. (художник Джунейд Наккаш). Багдадская школа.
шарф с развевающимися концами. Волосы уложены на висках плоскими бандо, на голове — платок, ниспадающий на спину, с торчащими концами, вокруг лица жемчужная нить. Формирование багдадской школы миниатюры, в свою очередь, было тесно связано с влиянием того своеобразного художественного круга, который возник в главном городе Южного Ирана — Ширазе. Яркое представление о стиле ширазской миниатюры XIV в. дают «Шах-Наме» 1470 г. Топкапу-Серайя13, другой список «Шах-Наме» 1397 г. Египетской Библиотеки Каира14 и «Хамсэ» Эмир-Хосрова Дех-леви Института Востоковедения АН УзССР (инв. № 3317)15. Мы видим здесь совершенно иной стиль одежды.
Мужской костюм заключает следующие типы.
Светская аристократическая одежда мужчин: два длинных, по щиколотку, халата разных цветов; верхний — с круглым вырезом у шеи, часто с небольшими отворотами, плотно застегнут или скреплен завязками на груди и животе, ниже открыт; полы имеют два небольших разреза на боках; рукава длинные, узкие, доходящие до кисти руки, иногда на тыльной стороне от локтя до запястья, густой ряд путовиц; нередко вышивка золотом — в форме «мадахиль» на плечах и на груди и широкой каймой у полы; черный кушак, завязанный посредине узлом, со спускающимися концами с бахромой.
Костюм духовенства и ученых несколько отличен покроем верхнего халата: отсутствуют разрезы у полы на боках; рукава расширяющиеся вниз — с широкой черной или иного цвета каймой вверху; кушак отсутствует.
Boйны облачены в панцырь, составленный из параллельных пластинок (кожи?) закрывающих торс, с боковыми разрезами на бедрах,
—92—
видимо для того, чтобы не стеснять движений; от локтя до запястья — особые нарукавники; сравнительно широкие штаны заправлены в узкие сапожки.
Головной убор составляет два типа чалм: первая — обычно из белой, изредка из полосатой ткани, пышная, обернутая во множество жгутов вокруг остроконечного цветного куляха, в нескольких направлениях и скрепленная узлом слева, изредка со слегка торчащими кон-
Илл. 6. Ширазская школа. «Хамсэ» Эмир Хосрова Дехлеви; 80-е годы XIV в. ИВ АН УзССР (инв. №3317)
цами. Вторая являет более простой вариант: ткань (как правило белая) сначала наматывается в радиальных от макушки направлениях, а затем вокруг головы и скрепляется узлом. Первую носит «благородное сословие», вторую — духовенство, ремесленник Фархад. Мальчики-подростки в остроконечных тюбетейках. Воины — в позолоченных, овальной формы шлемах г невысоким шишаком и с ниспадающей на шею, проходящей
—93—
под подбородком кольчугой. Обувь знати — сапожки с острым носком и острым «кавалерийским» каблуком; у духовенства — облегающие ногу сапожки с очень маленьким каблуком и острым (но без загиба) носком; иногда — аналогичные по форме туфли. Воины — в высоких сапогах с острым носком и каблуком, со скошенным верхом голенищ, облегающих колени.
Женский костюм. Два платья; верхнее по покрою очень близко к мужскому: облегающее вверху, застегнутое или завязанное тесемками, перехваченное на животе (но без кушака), откуда оно открывается, драпируясь свободными складками; нередко у полы на боках разрезы; вырез у шеи округлый, переходящий в небольшие отвороты; рукав узкий, от локтя до запястья нередко ряд пуговиц; как правило это верхнее платье подбито материей другого цвета; нижнее платье той же длины, но обычно иного цвета. Нередко на верхнем золотое тканье — инбгда в виде цветов, разбросанных по всей материи, иногда на плечах и груди в форме «мадахиль» и широкой полосы у полы.
Головной убор и прическа: часть волос уложена на щеки плоскими бандо, по которым вокруг лица подвешена жемчужная нить, остальные убраны назад под платок, где они заплетены в две толстых косы. Очень характерна и своеобразна маленькая цилиндрическая цветная шапочка, к которой прикреплен такого же цвета платок, ниспадающий на спину одной или двумя длинными полосами. В других случаях этот узкий платок просто наброшен петлей на голову, возможно ее-то и держит упомянутая жемчужная нить.
В ширазских костюмах отмечается известный архаизм одежды духовенства и ученых: подобные по приему закручивания, округлые чалмы, свободные, неперепоясанные халаты с расширяющимися книзу рукавами, отороченными у подмышки широкой каймой, встречаются уже в раннемонгольской миниатюре и сохраняются до начала XV века («Больная и врач» — миниатюра Британского музея, 1411 г.). Что касается светского костюма — мужского и женского, то принципиальное отличие от костюмов на миниатюрах среднеазиатского и азербайджанского круга заключается не столько в наличии совершенно своеобразных деталей (например, форма чалмы и кушак у мужчин, цилиндрическая шапочка женщин и пр.), сколько в отсутствии деталей типично-монгольских. Свобода и изысканность этих костюмов как нельзя более отвечает общему духу интеллектуальной атмосферы Шираза XIV в., лучшим выражением которой является гедонистическая поэзия Хафиза. В нашу задачу не входят характеристики костюмов, существовавших в более западных областях феодального Востока. Отметим, что описание нарядных одеяний правителей и придворных мамелюкского двора в Каире рисует картину известного отличия в ряде деталей мужской одежды,16 но что проникновение некоторых элементов их на восток, видимо, имело место. Так, на основании указания Ибн-Батуты, можно предположить, что именно из Египта проникает мужской верхний халат-фарджия.17
Итак, обзор костюмов XIV столетия приводит к следующим заключениям:
1. При известной стилевой общности восточных одежд, налицо существование ряда отличий в их типе, отмечаемое для нескольких крупных культурных центров (Тебриз, Багдад, Шираз).
—94—
2. Ослабление влияния дальневосточных мод по мере удаления от главного фокуса сосредоточения монгольских традиций — хулагидского двора в Тебризе.
3. Наличие определенной эволюции костюма на протяжении XIV столетия, в плане известного освобождения от монголо-китайских традиций, при явном вытеснении их ближневосточными и среднеазиатскими элементами.
Эти предпосылки необходимо иметь в виду для того, чтобы понять некоторые исходные пункты формирования среднеазиатского и иранского костюма XV-ro столетия. Известно, что завоевательная политика Тимура была направлена к увеличению блеска его державы за счет ограбления захваченных территорий; известно какое значительное место занимал в военной добыче людской состав, особенно квалифицированные ремесленники и мастера художественных профессий. Западно-иранские моды не могли при этом не проникнуть в среднеазиатскую среду, отложившись определенным образом в местном костюме.
На основании миниатюр XV в. можно ввести некоторые уточнения в вопросе эволюции костюма как хронологического, так и локального порядка, отсутствующие в обзорной статье X. Готца. При этом мы должны оговорить, что до сих пор существует традиция отнесения всех более или менее замечательных, в большей своей части неподписных миниатюр XV в. к школе Герата. Между тем, безусловно правильнее было бы говорить о гератско-самаркандской живописи XV века, ибо Самарканд в это время (во всяком случае в первой половине XV столетия) представлял блистательный фокус культурного творчества, не только не уступавший Герату, но во многих отношениях его превосходивший. Принято считать, будто расцвету гератской миниатюры способствовали личные увлечения живописью принца-мецената Байсункара, в то время как занятия его брата Улугбека науками якобы охлаждающе действовали на интерес последнего к произведениям искусства. Между тем существование самаркандской школы миниатюрной живописи совершенно несомненно. Дуст-Мухаммад, художник и каллиграф XVI в., оставивший небольшой очерк о выдающихся художниках «прошлого и настоящего», сообщает о привозе Тимуром в 1393 году из Багдада в свою столицу знаменитого миниатюриста Хаджи Абд-ал-Хайя, который оставался в Самарканде до конца своих дней. После того здесь трудилось много учеников, причем Дуст-Мухаммад указывает, что после Абд-ал-Хайя все мастера продолжали его художественную манеру.18 Показателем того, что Улугбек вовсе не был безразличен к развитию искусства миниатюры в Самарканде, служит сообщаемый тем же автором следующий факт. После похода Улугбека на Хорасан против царевича Ала-ад-Давля и одержанной в 1448 г. победы19 «художники Мавляна Шихабаддин Абдулла и мавляна Захиреддин Азхар со всей библиотекой были привезены к нему в Самарканд, где Улугбек принял их со всей подобающей любезностью и уважением»20. Имена «знаменитых рисовальщиков Самарканда» Ходжа-Ахзара-Убайдуллы и Низамеддина Ахмеда бини Али Арзума упоминает турецкий автор XV в. Эвлия-Челеби. Школа самаркандской миниатюры в XV-м веке существовала, и если мы еще не умеем отчленить ее в большом количестве иллюстрированных макускриптов этой эпохи от миниатюры гератской, так это потому, что стиль их настолько близок, что трудно провести отчетливые разграничения. Здесь налицо, то же единство ста-
—95—
ля, которое характеризует архитектуру тимуридской эпохи и которое ставит в ряд общих стилевых явлений такие памятники, как соборная мечеть Тимура в Самарканде и мечеть Гаухар-Шад в Мешхеде, как медресе Улугбека в Самарканде и медресе при мавзолее Абдаллаха-Ансари в Герате.
Гератские и самаркандские одежды были также почти идентичны. В отчетах китайских послов Чен-Ченга и Ли-Та, посетивших в первой половине XV в. Самарканд и Герат, читаем: «Правитель Самарканда носит белый круглый головной убор, его жена завертывает голову белой шелковой тканью».21 А далее — о жителях Герата: «Мужчины бреют головы и обертывают кусками белой ткани. Женщины покрывают свои головы белой тканью и оставляют только отверстие для глаз».22 Итак, принципиальной разницы в костюме самаркандцеа и гератцев, видимо, не было. Она могла существовать лишь в некоторых второстепенных деталях, неуловимых для глаза чужеземца. Тем интереснее выявить эти мелкие отличия, которые помогут нам, быть может, выделить из общей массы миниатюр начала XV-ro столетия миниатюры самаркандские и гератские.
Здесь придется, видимо, ига методом исключения, установив на основании подписных миниатюр главные черты гератских мод и подвергнув сомнению гератское происхождение тех миниатюр, в которых они существенно нарушены. В качестве исходного, хорошо документированного манускрипта используем богато иллюстрированную рукопись «Хамсэ» Низами, ныне хранящуюся в Эрмитаже, изготовленную, как гласит надпись в колофоне, в 1430/1 г. в правление Шахруха23.
Приведем описание основных типов одежд. Мужской костюм. (л. 19-6, 206-б, 263-а и др.): облегающая рубашка, с длинными рукавами, с боковым запахом, слега направо, заправленная, в пышно драпирующиеся мягкими складками шаровары. Поверх одет длинный просторный халат, с расшитым золотом четырехугольным воротником, с длинными рукавами, перепоясанный у бедер узким, украшенным золотыми плакетками, поясом. Особы из царского дома иногда имеют наброшенную на плечи фараджи на меховой подкладке, с шалевым меховым воротником. Облегающий кафтан с короткими рукавами, скрепленный на завязках у левой подмышки, заправленный в упомянутые широкие шаровары, употребляется изредка, главным образом в костюмах охотников и воинов. Последние имеют также панцырь, закрывающий спину и грудь, металлические или кожаные нарукавники (л. 80-а). Головные уборы: члены царского дома иногда носят «тадж» — зубчатую корону на округлой шапке; прочие одеты в тюрко-монгольские колпаки нескольких типов, с опущенными или приподнятыми полями, но чаще всего в небольшую чалму, обернутую вокруг куляха с выступающей макушкой; ткань закручена слева направо неширокими складками, общий силуэт чалмы почти прямоугольный, отношение высоты к ширине 1 : 2. Шлемы воинов — с остроконечным шишаком, с ниспадающей кольчугой, или наушниками. Обувь обычно составляют остроносые сапожки с острыми кавалерийскими каблуками. Костюм ремесленника Фархада (л. 100) заключает рубашку, штаны до колен и два коротких, перепоясанных матерчатым кушаком халата.
—96—
Илл. 7. Костюмы 30-х годов XV в. Герат. Список «Хамсэ». Низами 1430/31 гг. Эрмитаж.
—97—
ным выкатом, открывающим нижние одежды на груди, с просторными короткими рукавами; на плечи нередко наброшена фараджи, аналогичная мужской, с очень длинными рукавами, подбитая мехом. Волосы убраны назад и причесаны так, что от висков к щекам опускаются гладкие бандо. На голове повязан платок, ниспадающий на затылок, петлей спускающийся на лоб, с выпущенным наверх свободным концом. Царевны иногда носят тадж в форме небольшой зубчатой диадемы, поддерживаемой жемчужной нитью, проходящей от висков под подбородок. Платье по длине не достигает пола, приоткрывая туфли и облегающие ножки штаны. Невидимому укорачивание платья происходит именно к 20—30 г. г. XV в., так как в миниатюрах начала столетия платье полностью закрывает ноги (ср. миниатюру 1411 г. Британского музея «Больная и врач»)24. Выходя на улицу, по свидетельству китайских авторов, гератские женщины покрывали лицо белой вуалью.25 Клавихо сообщает, что тебризские женщины даже «ходят совсем закутанные в белые покрывала и с сетками из черных конских волос перед глазами; такими закутанными ходят они для того, чтобы их нельзя было узнать».26 Но в обстановке дома, как показывают миниатюры, женщины не закрывали лица даже в присутствии мужчин, как это позднее вошло в обычай в большинстве стран мусульманского Востока.
Детали костюмов эрмитажного списка Низами (особенно формы чалм) совершенно аналогичны тем, которые отмечаем в манускрипте Байсункара 1431 г. гератского происхождения, хранящемся в музее Евкаф. К ним чрезвычайно близки также детали одежд на миниатюрах недатированного «Шах-Намэ» Метрополитен-музея,27 что дает основания говорить об их хронологической близости, о принадлежности иллюстрации и этого манускрипта к Гератской школе.
Говоря о стиле самаркандского костюма эпохи Тимура, X. Готц указывает, что «времена были слишком неспокойны и воинственны, чтобы мужчина предался праздному досугу и утончающему влиянию женщины, что является необходимым условием для расцвета модной одежды»28 и что будто лишь при его приемниках ситуация стала плодотворной для развития элегантного костюма. Однако определенно относящихся ко времени Тимура среднеазиатских миниатюр пока не было выявлено для подкрепления подобных умозрительных заключений, а письменные данные по интересующему нас вопросу для этой эпохи слишком скудны. Напомним все же краткое описание Клавихо костюма Тимура, в котором он был на приеме послов в Баги-Дилькуша: «На нем была одежда из шелковой материи, гладкой без рисунка, а на голове высокая белая шапка с рубином наверху, с жемчугом и драгоценными камнями».29 Шапка эта, видимо, представляла тот высокий войлочный колпак, ношение которого и поныне употребительно среди кочевых народностей севера Средней Азии. О костюме же внука Тимура, Пир-Му-хаммада, испанский посол пишет следующее: «Этот царский внук был одет очень нарядно по их обычаю; на нем было платье из голубого сетуни с золотым шитьем вроде колес: по колесу на плечах, на груди и рукавах; шляпа на нем была украшена крупным жемчугом и каменьями а наверху ее был очень крупный рубин».30 Здесь — указание на те вышивки, покрывающие плечи и грудь, которые отмечаются еще в придворном костюме XIV столетия.
Можно было бы привлечь дошедшие до нас довольно многочисленные портретные изображения Тимура. К сожалению, известные эк-
—98—
земпляры не могут быть отнесены ко времени его жизни, хотя возможно, что художники более поздних эпох использовали современные Тимуру, неизвестные нам подлинники. Самые ранние из иллюстрированных рукописей «Зафар-Наме» Шерефеддина, относятся по коайнен мере ко второй половине XV в. (ср. «Зафар-Наме» 1467 г. Бостонского музея, миниатюры которой, приписываемые Бехзаду, относятся к концу XV столетия,31 или список «Зафар-Наме» 1529 г., принадлежащий Иранскому правительству)32. В Институте Востоковедения АН УзССР есть список «Зафар-Наме-и Тимури» Хатефи 1568 года (инв. № 2102), иллюстрированный художником Али Риза Катыбом33. Ф. Р. Мартин считает подлинным портрет Тимура, вплетенный в Эдинбургский манускрипт «Джами-ат Таварих» и относимый им к 1380 г.34, однако ряд деталей военного костюма (характер шлема, султан на нем, фасон пояса и др.), позволяет видеть в портрете скорее хорошую копию второй половины XVI столетия, чем подлинник конца XIV века.35
Но зато с Самаркандом начала XV столетия мы считаем возможным связать происхождение чрезвычайно интересной миниатюры из манускрипта, заключающего образцы почерков тимуридской канцелярии, находящегося в настоящее время в библиотеке Иилдыз г. Стамбула. Здесь переплетены различные документы XIV—XV вв., часть которых имеет точные данные времени и места написания. Среди них вплетена большая миниатюра, изображающая бой у стены Самарканда, причем главным действующим лицом события является внук Тимура Халил-Султан (имя его написано над головой)36. Нельзя не вспомнить исторической ситуации, связанной с недолгим временем правления (1405—1409) этого талантливого неудачника, который после раздоров, разгоревшихся по смерти Тимура, сумел отстранить остальных претендентов на самаркандский престол, по в конечном счете пал жертвой интриг и измен, после чего обладателем огромного наследия Тимура стал Шахрух.37
Борьба за престол между Халил-Султаном и Шахрухом, окончившаяся устранением опасного соперника, которого Шахрух сослал в Рей, где Халил-Султан вскоре скончался, может быть в результате насильственной смерти, была столь напряженной, что невозможно представить, чтобы миниатюра, повествующая об эпизоде, связанном с ненавистным царевичем, могла бы быть выполнена в Герате Шахруха или при дворе кого-либо из его сыновей-наместников: в Самарканде Улугбека, в Ширазе Ибрагим-Султана и др. Очевидно она была писана в годы правления самого Халил-Султана в Самарканде между 1405—1409 г. одним из местных художников.
Костюмы персонажей (исключительно мужских) этого изображения характеризует наличие двух халатов (примерно до середины ноги по длине), из которых верхний — с разрезом посредине или запахнутый слева направо. Среди головных уборов отмечаем следующие: высоте тюрко-монгольские колпаки, иногда украшенные драгоценными каменьями, отороченные мехом, или же с полями, разрезанными сбоку и то опущенными, то приподнятыми. На макушке шишечка, к которой иногда прикреплены две ниспадающие полоски. Здесь нельзя не вспомнить о головном уборе тимуровского ставленика в Ерсингане, описанном Клавихо: «На голове у него была высокая шапка и на ней украшения из жемчуга в драгоценных камней, а на верху шапки золотая вер-
—99—
хушка и с верхушки опускалось две косы из красных волос, сплетенные в три пряди, которые доходили до плеч и спускались на плечи; эти так сплетенные волосы есть девиз Тамурбека»38.
На нашей миниатюре сам Халил-Султан и некоторые из защитников стены и из горожан, дерущихся внизу — в чалмах, намотанных вокруг заметно выступающего вперед куляха с продолговатой маковкой; жгуты навернуты крупными складками справа налево, сзади выше.
Илл. 8. Самаркандская школа. Головные уборы на миниатюре «Бой у стены Самарканда» начала XV в. Библиотека Иылдыз в Стамбуле
чем спереди; система закручивания и округло-заостренный силуэт несколько напоминают чалмы ширазской моды (ср. выше), хотя размер уменьшается (соотношение высоты к ширине примерно 1:1). Народ и кое-кто из окружения Халил-Султана также в продолговатых тюбитейках, сшитых из восьми ластовок.
При Улугбеке в Самарканде был переписан и снабжен миниатюрами арабский трактат о созвездиях Абдаррахмана ас-Суфи. Предполагают, что это могло произойти около 1437 г. — времени составления астрономами Улугбека «Звездных таблиц»39. Выдвинутое Е. Блоше
Илл. 9. Самаркандская школа. Одежды и миниатюрах списка астрономического трактата ас-Суфи (ок. 1437 г.) Национальная библиотека в Париже.
мнение, будто иллюстрации к этой книге выполнялись китайским художником.40 не основано ни на чем, кроме предвзятой точки зрения этого автора о якобы полном отсутствии какой-либо художественной самодеятельности культурных центров Средней Азии — Самарканда и Бухары. Миниатюры, несомненно, писаны местным мастером. Созвездия. изображены так, что композиция различных символических фигур (Стрелец, Змееборец, Дева и пр.) строится в соответствии с расположением отмеченных кружками звезд. Человеческие персонажи (Змееборец, Водолей, Возничий и др.) облачены в простые, короткие, видимо
—100—
народные одежды, ноги их босы. Обычный костюм: светлая рубаха с длинными, собранными у запястья в складки рукавами, такие же штаны, прикрывающие колена. Поверх — облегающий вверху, свободный внизу кафтан с короткими, слегка расширяющимися рукавами. Кафтан запахивается слева направо и тогда имеет диагональную оторочку ворота, или же разрезан посредине и тогда украшен небольшим темным воротником. Скрепляется на завязках (0. А. Сухарева считает в этнографическом костюме Средней Азии завязывание более древним приемом, чем застегивание на пуговицы), перепоясан матерчатым кушаком. Костюм «Девы» отличается от мужского в основном длиной: длинная рубаха с рукавами до запястья, кафтан с короткими рукавами, с темным воротничком, облегающий вверху, застегнутый до уровня матерчатого кушака на пуговицы, свободно драпирующийся внизу. Головные уборы мужчин: 1) колпак с небольшими разрезанными с боков полями, с кисточкой на макушке; 2) чалма на темном куляхе с округлой маковкой. По типу она отлична от гератской, но по методу закручивания напоминает чалмы из описанной выше миниатюры с Халил-Султаном, хотя пропорции несколько видоизменены, за счет увеличения ширины, а свободный конец падает с левой стороны. «Дева» с непокрытыми волосами.
Илл. 10. Самарканд. (?) Детали миниатюр 20—30-х годов.
Итак, в народном костюме, Самарканда 30-х гг. XV в. мы отмечаем, с одной стороны, сохранение основного покроя XIV столетия, но с другой — эволюцию форм головного убора, в частности чалмы. Разумеется трансформации раньше всего затрагивали костюмы придворной среды. Но тип подобной «самаркандской» чалмы отмечается еще на нескольких миниатюрах, время и место изготовления которых не уточнены, но которые по традиции принято относить к «гератской школе». Таковы миниатюры списка «Хосров и Ширин» Бостонского Музея, писаного, очевидно, в начале XV в., в которых явно среднеазиатские персонажи изображены на фоне цветущего дерева с сидящей птичкой, выполненном в совершенно китайской манере.41 Факты обмена посольствами между императорами династии Минг и Халил-Султаном, а затем
—101—
Улугбеком достаточно засвидетельствованы письменными источниками, чтобы допустить возможность прямого кооперирования здесь китайского художника, сделавшего фон этой миниатюры, и самаркандского, писай, шего фигуры. Тип костюма позволяет также связать именно с Самаркандом миниатюру из коллекции А. Сакисьяна «Всадник охотится на льва», которую этот исследователь связывает с гератской школой нач. XV в., и может быть также миниатюры «Шах-Намэ» Парижской Haциональной Библиотеки, относимые Е. Блоше к Герату 30-х гг. XV столетия.43
Илл. 11. Детали миниатюры начала XV в, вклеенной в список Джами XVI в. Библиотека им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде (инв. № 434). Самарканд (?)
Остановимся еще на одной миниатюре, среднеазиатское происхождение которой нам представляется весьма вероятным. В рукописи «Золотой цепи», принадлежащей Библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в г. Ленинграде (инв. № 434), содержащей дату переписки в 1549 г., первый и последний листы заключают две парных миниатюры, переходящих с листа на корку переплета. Первая несомненно, относится ко времени написания макускрипта; последняя же явно вклеена сюда, будучи изъята из какой-то другой рукописи, отделенной отрезком времени до полутораста лег. Она представляет охоту в каменистой местности, окруженной амфитеатром гор. Охотники-аристократы мчатся за косулями, которым загонщики прикрывают отступление, или отпугивают, сбрасывая навстречу глыбы камня. Развеваются штандарты, причем на одном из них имеется вытканное золотом изображение льва на фоне лучистого солнца.44 Нельзя не вспомнить, что именно эта эмблема, которую Клавихо именует «гербом царя самаркандского», некогда украшала дворец Тимура Ак-Сарай в Шахрисябзе45. Миниатюра, несомненно, восходит к раннетимуридской эпохе и выполнена была или при Тимуре, или при одном из его преемников. Не связана ли она с изображением одной из тех охот, которыми так увлекался Улугбек, как известно, даже ведший специальные дневники для записи счета убитой им дичи? Во всяком случае, чалмы некоторых спутников из свиты по типу близки именно к вышеописанным самаркандским, закручены вокруг
—102—
Илл. 12. Мужские костюмы середины XV в. (Герат) «Шах-наме» ИВ АН СССР (инв. № В-822)
Илл. 13. Женские костюмы второй половины XV в. (Герат). 1) «Шахнаме» ИВ АН СССР (инв. № В-822); 2) Низами 1481/2 г. Библиотека им. Салтыкова-Щедрина (инв. № 338).
округлой маковки заметно выступающего куляха, со спущенным свободным концом. Все остальные детали одеяний — кафтан с завязками подмышкой, форма колпака и пр., как и самый стиль миниатюры — слегка сурового по настроению пейзажа, притушенной цветовой гамме, вместе с тем очень жизненной и динамичной композицией уводят нас именно к началу XV столетия, причем скорее к Самарканду, нежели к Герату с его ярко-красочными миниатюрами.
IV.
Для второй половины XV в. наметить по миниатюрам локальные разграничения в модах крайне затруднительно. Повидимому Парижем эпохи был в ту пору Герат. После убийства Улугбека Самарканд переживал жестокую антикультурную реакцию; религиозное ханжество фактического главы государства — Ходжа-Ахрара не способствовало развитию и просто поощрению элегантного светского костюма. Судить с западно-иранских модах при дворах Черно-и Белобаранных туркмен в Тебризе и Исфагане пока трудно. Приведем описание костюмов этой эпохи по дошедшим до нас миниатюрам, сзязанным главным образом с гератской школой живописи.
Типична рукопись «Шах-Наме» Института Востоковедения АН СССР, № В-822, середины XV в.46 Мужской костюм. Рубашка — джома, запахнутая слева направо, с длинными узкими рукавами, верхняя каба, перетянутая узким кушаком, с короткими рукавами или, наоборот, чрезвычайно длинными (ниже колен), иногда одетая внакидку; покрой свободный, по длине джома достигает примерно середины йкор. Костюм воинов отличается только шлемом с остроконечным шишаком, с металлическими наушниками или ниспадающей на плечи бармицей. Последняя обычно закреплена петлею над лбом, так как опускается на лицо лишь во время боя. Светские головные уборы: удлиненный колпак с приподнятыми и опущенными полями; несколько вариантов небольшой шапочки с приподнятыми и опущенными полями; меховые остроконечные шапки; чалмы на куляхе — небольшие, округлые с выпущенным наружу концом; у царей зубчатая корона-тадж. Сапоги с остроконечными каблуками и заостренными носками.
Женский костюм аналогичен по типу костюму гератских мод 1-й половины XV-гo столетия, но платья более свободного покроя, а головной убор состоит по преимуществу из окутывающего голову платка. Иногда вся фигура окутана белой тканью, а лицо прикрыто до глаз черной сеткой (л. 196-б) — как у женщин Тебриза, о которых пишет Клавихо (ср. выше).
Рукопись Библиотеки им, Салтыкова-Щедрина, № 338, Низами, 1481/2 г., повидимому гератской школы. Дает подобные же вариации мод (не следует ли датировку «Шах-Наме» ИВ № 822 сдвинуть также к 70-80 гг. XV в.?), но. женский костюм отличается большей свободой я элегантностью. Здесь головной платок накинут так же, как в гератских миниатюрах 1-й половины XV в., мягко ниспадает на затылок, приоткрывая черные бандо на висках, оставляя на темени свободный конец материи. Иногда на голову наброшена вуаль, покрывающая лицо. Существенную роль играет украшение верхнего и нижнего платья пуговицами.
В рукописи «Дивана» Джами Метрополитен-музея отмечается усложнение фасона чалм — они наматываются вокруг темного куляха
—103—
Мягкими складками, имеют почти сферическую форму; пышный конец шафра ниспадает к затылку или уху; нередко сбоку воткнуто пышное перо. Датировку М. Диманд ставит между 1463—1479 гг. Аналогичные костюмы — в другой рукописи Джами из этого же собрания, переписанной Абд-ал-Керимом, сыном Абдуррахмана Хорезми, по мнению то-
Илл. 14. Костюмы 80-х годов XV в. (Герат) Список Низами 1479/80 г. Библиотека им. Салтыкова-Щедрина (инв. № 337)
го же автора, между 1456—1476 г.47. Мы должны отметить общность стиля костюмов в миниатюрах этих макускриптов и экземпляра поэмы «Лейли и Меджнун» Эмир Хосрова из Библиотеки им. Салтыкова-Щедрина за № 394, содержащей маниатюры редкостной красоты, происхождение которых с большой долей вероятия относится к творчеству Бех-зада его «лирической поры» — конца XV столетия.
—104—
Илл. 15. Мужские костюмы 80-х годов на миниатюрах XV в. (Герат) Низами 1381/82 г. Библиотека им. Салтыков-Щедрина (инв. № 338)
Илл. 16. Головные уборы и одежды 80—90-х годов XV в. (Герат). 1) Список Джами; Метрополитен-Музей; 2) «Лейли и Меджнун» Эмир Хосрова дехлеви. Библиотека им. Салтыкова-Щедрина; 3) «Шах-наме» 1486 г. Британский Музей; 4) «Диван» Султан-Хусейна 1486 г. Национальная библиотека.
Илл. 17. Персидские одежды первой половины XVI в.
Илл. 18. Персидские одежды начала XVI в. Из списка Низами 1507/8 г. Библиотека им. Салтыкова-Щедрина (инв. № 310)
Аналогичную Низами 1481/2 г. группу костюмов мы отмечаем в небольшом томике «Хамсэ» Низами 1479/80 гг. (Библиотека им. Салтыкова-Щедрина, № 337). Он заключает сюиту миниатюр, размер которых достигает 4—5 см. по ширине и высоте, выполненных каким-то чрезвычайно искусным мастером тонкого почерка кисти и звучных красок. Здесь особо отметим набрасываемую женщинами на плечи фараджи, подбитую мехом, украшенную расшитым воротником.
Для характеристики гератских мод конца XV столетия могут быть привлечены рукописи: «Диван» Султан Хусейна Байкары, переписанный в 1485 г. (Париж, Национальная Библиотека)48, «Бустан» Саади 1488 г. (Каир, Египетская Библиотека49) и «Хамсэ» Низами 1494 г. (Москва, Музей Восточных культур).50
Костюм мужчин тот же, что и в начале столетия, но общая длина одежд не достигает середины ног, обутых в сапоги. Чалмы закручены во множество жгутов вокруг куляха со слегка заостренным верхом, сама форма тюрбана округлая, конец ткани свешивается слева или справа, иногда сбоку втыкается страусовое перо или эгрет цапли, иногда то и другое. В женском костюме отмечаем уже не округлый, но удлиненный вырез платья; поверх него часто набрасывается фараджи с ниспадающими почти до средины ног рукавами. Существенно меняется манера подвязывания недлинного платка, покрывающего всю голову, со свободно опущенными с боков концами; гладкие бандо волос у висков сменяют небольшие опущенные, перед ушами локоны.
Некоторые подробности о гератском костюме конца XV в. можно подчерпнуть в «Мемуарах» Восифи. Вот как описан им костюм гвардейца: парчевая каба, сапоги «араби» с пуговицами, шапка черного курчавого барашка, в руках палка из дерева аргуван51. Костюм этот иногда дополняла наброшенная на плечи парчевая фараджи. О костюме эмира Пир Бавакула Восифи пишет: «На нем был халат тонкого полотна, окаймленный золотым шитьем и драгоценными камнями, шапка вышитая узором «цветок персика», роскошная одежда, в руках трость из дерева аргуван»52.
Духовные вельможи носили богатые одежды из шерсти, красного сукна или полотна и покрывали голову пышной, многократно закрученной чалмой. Представление о костюме духовенства дает миниатюра 1485 г. «Мистики в сад» (Бодлянская Библиотека), приписываемая то Бади-аз-Заману, сыну Султана-Хусейна Байкары, то художнику Касему-Али53. Здесь отмечается сохранение архаического халата с широкими рукавами (но также и длинными — узкими), округлая чалма на округлом же куляхе, концы которой нередко спущены на плечи; на ногах обычно туфли. Цвета одежд разнообразны, ярки, но ткани гладкие. Восифи отмечает исключительную скромность одеяния поэта — суфия Джами, который «зимой и летом носил бумажную каба и опоясывался банным полотенцем, концы которого висели свободно; на голове у него всегда была шапочка «ходжа-Убайди», вокруг которой была замотана чалма самых ничтожных размеров, а в руках он носил ивовый посох, который на целую четверть возвышался над его фигурой»54.
Повидимому в среде среднеазиатской аристократии значительно дольше, чем в общепринятом городском одеянии, переживал монгольский тип костюма. Бабур, описывая экипировку своего дяди, юного хана, указывает, что она целиком соответствовала монгольским обычаям: монгольский колпак был покрыт золотыми украшениями, чекмень был из китайского шелка и украшен вышивками, пояс был также китайский, справа
—105—
были прикреплены 3—4 подвески, подобные тем, которые монгольские дамы подвязывают на шею, слева также 3—4 объекта в этом же роде55; подобным образом были одеты и люди ханской свиты56.
О костюме Султан-Хусейна последних лет его жизни (нач. XVI в.) Бабур пишет следующее: «Он любил одеваться в шелковое платье красивого красного или зеленого цвета, на голову надевал мерлушковую шапку или временами кругловатый матерчатый колпак; по праздникам повязывал голову чалмой из трех небольших жгутов, дурно расположенных вокруг головы, и, воткнувши в нее эгрет из перьев цапли, отправлялся на молитву»57. Этому описанию соответствует известный портрет Султан-Хусейна, выполненный Бехзадом58, дающий ясное представление о типе гератских мод эпохи заката тимуридской династии.
V.
В XVI столетии генезис костюма в государстве Сефевидов стоит, несомненно, в связи с поздне-гератскими модами. Трансформации его идут по линии еще большей свободы покроя джома и каба, перетянутых золоченым поясом с пряжками. Широкое распространение получает набрасываемый на плечи, богато расшитый на плечах и груди фараджи, с очень длинными рукавами, прорезанными наискось почти подмышками для продевания рук, так что фактически рукава свободно ниспадают. Узкие, без каблука сапожки или туфли. Одежда воинов отличается об легающей верхней, с короткими рукавами каба, полы которой обычно заткнуты за пояс; металлические нарукавники и наколенники; шлем с кольчугой и остроконечным шишаком, в который иногда воткнут плюмаж. Одежда слуг, ремесленников: длинная рубаха, глухой с длинными рукавами халат, полы которого обычно заткнуты за пояс; длинные штаны, остроконечные туфли, небольшая чалма или барашковая остроконечная шапка.
Женский костюм почти аналогичен мужскому. Два длинных, в перепояску платья, доходящих до щиколотки, с длинными рукавами; нижнее нередко застегнуто на множество пуговиц; узкие почти до пят штаны. Знатные дамы нередко накидывают на плечи фараджи. На голове — род косынки, белой, цветной иногда пестрой, с торчащими на затылке концами; от висков вокруг шеи и подбородка протянута жемчужная нить. Принцессы одевают рубчатый тадж с плюмажем или своеобразную диадему с изогнутыми у затылка концами59.
Ткани одежд: цветная материя, гладкая или же покрытая рисунками в виде мелких цветочков, веточек, золотых «уточек» (очень характерный мотив). Наиболее существенную особенность сефевидского костюма составляют изменения головного убора. Они отражаются, прежде всего, в форме куляха60, приобретающего особую «бутылеобразную» форму, на который наматывается тюрбан. Цвет куляха обычно ярко-красный, а происхождение принято связывать с красными шапками «кизилбашей» — шиитских последователей, составлявших наиболее фанатически преданную часть гвардии сефевидов61. В миниатюрах западно-иранского круга самого начала XVI в., например 1504 г., т. е. относящихся ко времени восхождения военной звезды Шах-Исмаила, мы уже отмечаем подобный бутылеобразный головной убор. Этот кизылбашский кулях представляет собою округлую, облегающую красную шапку, стеганную или, может быть, сшитую из 8-ми ластовок и переходящую на макушке в длинный столбик. В его непосредственном виде кулях со столбиком отме-
—106—
чаем в миниатюрах начала столетия лишь в одежде простых солдат (ср. Низами Библиотеки им. Салтыкова-Щедрина 1507/8 г., № 340), но обычно его обматывают тюрбаном, форма которого видоизменяется на протяжении десятилетий62.
Появление своеобразной формы куляха со столбиками, может быть, следует связать с трансформацией позднетимуридских шлемов, в форме которых в конце XV столетия отмечается удлинение шишака, причем в острие нередко бывает воткнут флажок или плюмаж. Таковы шлемы воинов в «Зафар-Наме» 1464 г., миниатюры которого, приписываемые Бех-заду, были внесены, повидимому, не ранее 90-х гг. XV в.63 Между тем в «Шах-Наме» 1524 г. (Институт Востоковедения АН СССР, С.184). наряду с подобными же, но еще более удлиненными к вершине шлемами, мы отмечаем намотанные на куляхи со «столбиками» чалмы64. Идея ки-зылбашской шапки, таким образом, восходит к обычному военному головному убору, ее основные отличия — в материале и цвете. Аристократический тюрбан нередко наматывался вокруг золоченого (т. е. металлического) столбика, наряду с красным (матерчатым) (напр. «Хамсе» Низами Библиотеки им. Салтыкова-Щедрина, № 340). X. Готц следующим образом попытался наметить соотношения между диаметром тюрбана и высотой куляха: в начале столетия соотношения это равно 2:1, около 1530 года 3: 1, к 1535 г. 4 : 5, а затем начинается сокращение пропорций, так что ко второй половине XVI в. они достигают 1 : 165. Подобным же «арифметическим» способом этот автор характеризует и форму тюрбана, отмечая, что в начале столетия последний почти круглый (высота к диаметру дает отношение 1 : 1) затем он становится выше и ужа (к 1530 г. 1½ : 1, к 1535 г. 2—2½ : 1), но в 40-х—50-х гг. XVI в. тюрбан сокращается по высоте и увеличивается по ширине (= 1 : 1), а во второй половине столетия развиваются эксцентрические фасоны очень широких чалм66. Издатели «Обозрения иранского искусства» подвергают сомнению эти характеристики пропорций сефевидских головных уборов, указывая, что изображения голов в раккурсах и в различных поворотах в одной и той же миниатюре сами по себе нередко варьируют пропорции чалмы и куляха; известные различия определялись также подчас и индивидуальным вкусом художника67. Они считают возможным наметить для первой половины XVI в. соотношения высоты куляха к его диаметру 3 : 2, а тюрбана 1 : 2, с известными отклонениями в ту и другую сторону. Уточнить время изживания куляха со столбиком они полагают затруднительным за отсутствием неоспоримо датированных макускриптов.
Между тем, мы можем достаточно определенно наметить эту датировку на основании миниатюр макускрипта «Хамсэ» Низами 1562/3 г. Самаркандского Музея68. Мужские персонажи этих миниатюр имеют чалмы, намотанные вокруг высоких округлых шапок. Однако на миниатюре «Фитне с бычком» (л. 105) отмечается любопытная деталь: в контуре подготовительного рисунка над тюрбанами некоторых придворных прорисованы «столбики», которые в последующем, при раскраске, были миниатюристом опущены. Очевидно именно 60-е годы XVI в. следует рассматривать как время отказа от моды, царившей при сефевидах в течении более полустолетия. Мы еще отмечаем эти столбики в «Шах-Наме» 1566 г. из колл. Ротшильда69 и в манускрипте Навои того же года70, но уже на миниатюрах рукописи «Маджлис-ул-Ушшак» Бодлеянской Библиотеки, переписанной в 959 г. х. (1551 г.), действующие лица носят тюрбаны и на овальной шапке и на куляхе со столбиком71. На одной из миниа-
—107—
Илл 19. Персидские одежды 20—60-х годов XVI в. 1) «Мячи чавган» 1524/25 г. Библиотека им. Салтыкова-Щедрина (инв. № 441);
2) «Золотая цепь» Джами 1549 г.; художник Шах-Махмуд Нишапури. Библиотека им, Салтыкова-Щедрина (инв. № 434);
3) «Искандер-наме» 1561 г. Библиотека им. Салтыкова-Щедрина (инв. № 566); 4) «Маджлис-ул-Ушшак»1552 г. Бодлеянская библиотека.
установления времени написания некоторых, но всегда правильно датируемых манускиптов. Так, очевидно именно к 60-м гт. XVI в. следует отнести время создания того манускрипта Джами, который Э. Блоше предположительно датировал временем около 1570 г.72 И, наоборот, ис-
—108—
ключительная сходственность типов головных уборов, костюмов, вообще стиля с миниатюрами «Хамсэ» Самаркандского Музея позволяет отнести не к началу XVI в., как предлагает Т. Арнольд, но к 60-м годам этого столетия миниатюры рукописи Низами из Бодлеянской Библиотеки, переписанной в 907 г. X (1501 г.)73, но видимо иллюстрировавшейся значительно позднее.
Кулях со «столбиком» представляет специфическую особенность именно персидского костюма XVI в. Его не носили ни на Кавказе, ни в Средней Азии. Так, в батальной миниатюре из «Истории Шаха-Исмаила» Касими (Британский Музей), переписанной в 1541 г. в Тебризе или в Казвине, персидское войско изображено в высоких чалмах на столбиках или в шлемах, в то время как головные уборы войска ширванского князя составляют тюрбаны, намотанные на цветные округленные шапки74. Об отличиях среднеазиатских головных уборов будет сказано ниже.
В начале XVI в., как показывают миниатюры Низами 1507/8 г. библиотеки им. Салтыкова-Щедрина, (№ 340), округлая чалма относительно скромных размеров, но обильная складками, закручивалась справа налево, так что небольшой свободный конец ее ниспадал на левой стороне. Уже в 40-х гг. XVI в. закручивание ведется аналогичным образом, но тюрбан приобретает более вытянутую коническую форму, так как шарф нахлестывает на «столбик», иногда закрывая его настолько, что остается открытым лишь самое острие (ср. «Шах-Наме» 1546 Парижской Национальной Библиотеки). В 50-х гг. чалма несколько понижается, причем в форме ее явно выделяется крутой заключительный жгут, переходящий от правого уха диагонально наверх; ниспадающий слева конец нередко оторачивает золотое шитье («Маджлис-ул-Ушшак» 1551/2 г., Бодлеянская Библиотека). В 60-х гг. размер тюрбана еще более сокращается, причем, благодаря отказу от куляха со «столбиком» и переходу к высокой округлой шапке, тюрбан несколько расширяется кверху, а ниспадающий конец шарфа выходит из употребления («Хамсэ» 1562/3 г. Самаркандского Музея); и уже в 70-х гг. чалма по своим пропорциям и методу закручивания приближается к фасону первой половины XV столетия (Низами 1571/2 г. библиотеки им. Салтыкова-Щедрина, № 341). Наряду с этим намечается и то развитие экстравагантных пышных форм, которые характеризуют тюрбаны эпохи Шах-Аббаса (конец XVI — первая половина XVII вв.).
Ткань тюрбана обычно белая, но изредка встречается и пестрая, в цветную полоску. Большую роль играют пышные султаны из перьев. Если на миниатюрах начала XVI в. они украшают, по преимуществу, чалму государя или принца, то вскоре их начинают употреблять вообще аристократы. Плюмаж — в одно, два, три пышных (видимо страусовых) пера укрепляется обычно справа, вверху (Низами, 1507/8, библиотека им. Салтыкова-Щедрина, № 340); иногда украшение усложняется вторым султаном из пучка черных перьев. Развитие этой моды падает на эпоху Щах-Тахмаспа (1524 — 1576; ср. серию миниатюр Султан-Мухямада75; к концу столетия она выходит из употребления.
VI.
На отличие головных уборов бухарской миниатюры XVI столетия от современных им сефевидских уже обратили внимание исследователи. Ф.Р. Мартин характеризовал их, как «огромные тюрбаны, которые со своими иррегулярными складками и свешивающимися концами сохраня
—109—
ются до последних дней в Бухаре, которую огромные белые торбаны и ярко расцреченные халаты, носимые населением, делают одним из богатейших в колористическом отношении городов на всем Востоке»76 Б. П. Денике был более точен, говоря о характерных для бухарской живописи небольших по размерам чалмах с широкими круглыми или конической формы куляхами77. Странно, что своеобразие среднеазиатских костюмов XVI в. совершенно не отмечено в цитированной специальной статье Готца. Между тем отличия эти довольно существенны; на них мы остановимся подробней.
Для характеристики самаркандского костюма начала XVI в. используем редкую рукопись Института Востоковедения АН УзССР, № 5369, «Фатх-Наме», посвященную ранним деяниям Шейбани-хана, писанную в Самарканде между 1502—1507 г.78 Мужские костюмы этих миниатюр следующие. Рубашка и два разноцветных халата, длинных, почти по щиколотку. Нижняя джома с узкими длинными рукавами, верхняя
Илл. 20. Сренеазиатские костюмы начала XVI в. «Фатх-наме» ИВ АН УзССР (инв. № 5369).
каба с короткими; на груди и плечах и у полы каба расшита золотом, иногда поверх нее повязывается кусок ткани, наподобие юбочки, с разрезом посредине (стр. 71 рукописи). Характерен головной убор кочевых узбеков: белый войлочный тельпек с черными отворотами, поныне встречающийся в северно-туркестанских областях. Горожане-самаркандцы носят небольшую белую чалму с округлым красным куляхом. Воины в шлемах остроконечной формы, с плюмажем из темных перьев, или флажком, воткнутым в шишак; очень редко на них поверх обычного платья надеты панцырь и наколенники; повидимому броня слишком сковывала свободу движений, ей предпочитали легкую одежду кавалеристов. Сапоги с острым носком и остроконечным кавалерийским каблучком.
—110—
Женский костюм также заключает два длинных платья — нижнее с очень длинными узкими рукавами, верхнее — с короткими. Прическа— с гладкими бандо на висках. На голове платок, ниспадающий на затылок, или же своеобразный головной убор в виде плоской черной тюбитейки, охваченный белой повязкой, концы которой ниспадают сзади, с парой торчащих вверх белых перышек, прикрепленных на макушке; последние доныне составляют украшение шапочек киргизских и казахскихдевиц.
Налицо совершенно определенные аналогии с несколько «старомодными», с точки зрения столичной гератской моды, фасонами, отмечаемыми на тимуридских миниатюрах 70—80-х гг. XV в. (напр. Низами, 1480/1 г. библиотеки им. Салтыкова-Щедрина, № 339); существенные отличия вносят такие типичные элементы костюма населения северных среднеазиатских областей, как белый войлочный тельпек или головной убор женщин. Характерно, что на знаменитом портрете Шейбани-хана, писанном Бахзадом в Герате в 1507 г., завоеватель уже сменил узбекский тельпек на небольшую «самаркандскую» чалму на округлом красном куляхе79. В Средней Азии придерживаются традиционных мод и в дальнейшем, вводя в них лишь некоторые частные изменения.
Илл. 21. Среднеазиатские костюмы ремесленников и горожан 20-х годов XVI в. Список Навои 1521/22 г. Библиотека им. Салтыкова-Щедрина.
Выборки из восточных источников позволили В. Л. Вяткину дать некоторые сведения о среднеазиатских одеждах XVI столетия: «Городские учителя в XVI в. кроме сапог носили и ичиги с калошами... Нижняя одежда состояла из рубахи (пириган) и штанов, а верхняя обычно из халата (фараджи), тюбитейки (тафи), чалмы (дастар) и матерчатой опояски (фута), которая могла заменять и чалму. Под чалмой носили тафу. Кроме чалм носили шапки (кулях). Пояса с металлическими украшениями носили чаще всего военные. Такие пояса, украшенные серебряными и золотыми бляхами и иногда драгоценными камнями, служили предметом подарков между высокими особами. Имущие классы носили цветную одежду из шелковых и других тканей, из дорогих мехов. По-видимому, в конце XVI в. узбеки Мавераннахра окончательно усвоили местную одежду, потому что Хафизи Таныша удивляет уже одежда туркестанского войска, состоявшая из нагольных шуб и шерстяных яргаков (сермяш)».
—111—
Для большей конкретизации типов и форм одежды необходимо опять-таки привлечение данных миниатюрной живописи. В качестве исходного материала используем: 1) Список Навои 1521/22 гг Библиотеки им. Салтыкова-Щедрина; 2) «Сокровищницу тайн» Низами Парижской Национальной Библиотеки ( Suppl. Pers., 985), переписанную в Бухаре для шейбанида Абдалазиз-хана в 1537/8 г. знаменитым калиграфом Али и иллюстрировавшуюся в 1545 г., не менее известным даником
Илл. 22. Среднеазиатские костюмы и головные уборы 40—50-х годов XVI в. 1) «Бадиевы выборы» Самарканд. 1541/2 г. ИВ АН УзССР (инв. № 1598); 2) «Сокровищница тайн» Низами 1545 г. и «Бустан-Саади» 1555 г. Бухара Национальная библиотека.
Махмудом Музаххибом80; 3) «Ихтиярат-и Бади», список медико-фармакологического труда, принадлежащий Институту Востоковедения АН УзССР (инв. № 1598), сделанный в 1541 г. по распоряжению шейбанида Абадал-Лятифа переписчиком Мухаммед Хусейном б. ал.-Миреки-ас-Са-марканди81; 4) «Бустан» Саади Парижской Национальной Библиотеки (Suppl. Pers., 1187), копированный в Бухаре в 1555 г калиграфом Мир Хусейном ал-Хусейни для шейбанида Науруз-Ахмед Хана (Баракхана)82. 5) «Шах-Наме» Института Востоковедения АН УзССР (№ 1811), переписанный в 1556 г. для хивинского правителя Иш-Мухамада рукою не-
—112—
коего Хамдани и заключающая свыше сотни миниатюр, выполненных самаркандским художником Мухаммад Мурадом83; 6) Бухарский список Джами середины XVI в. библиотеки им. Салтыкова-Щедрина (№ 425); 7) Список «Искандер-наме» 1572 г. той же библиотеки; 8) Портретные миниатюры 70-х годов XVI века.
Мужской костюм. Здесь как бы известная реставрация самаркандских покроев XV столетия: нижняя джома с длинными узкими рукавами, верхняя каба с короткими, реже — длинными рукавами, застегнутая на пуговицы, с небольшим отложным воротником, перехваченная кожаным поясом с металлическими украшениями, но чаще — матерчатым кушаком, с непринужденно закрученными и ниспадающими концами. Военный костюм — как в начале столетия, причем нередко верхний кафтан
Илл. 23. Мужские одежды в миниатюрах «Шах-наме» 1556 г. Художник Мухаммад Мурад Самарканди. ИВ АН УзССР (инв. № 1811).
имеет высоко приподнятый воротник и нашитую посредине груди золотую круглую бляху («Шах-Наме» 1556 г., л. 70); этот фасон неожиданно уводит нас к очень древнему тюркскому кафтану (VII—VIII вв.), встречающемуся у уйгуров Восточного Туркестана, где сохранялся на протяжении столетий.84 Что касается головных уборов, то наряду с традиционным таджем (короной) царевичей, обычно украшенным плюмажем, наряду с той же, что и в начале столетия, формой шлемов и с разнообразными типами среднеазиатских колпаков, отмечается трансформация тюрбана. Чалма наматывается на куляхе не с округлой, а с конической маковкой, становится более пышной и имеет несколько приемов закручивания, обычно слева направо, то в мелкую, то в крупную складку, чаще всего с выпущенным наружу концом; иногда она украшена плю-
—113—
Илл. 24. 1) Кулях шейха Хавенди Тахура; 2) Кулях шейха Омара.
Илл. 25. Женские костюмы в миниатюрах «Шах-наме» 1556 г. Художник Мухаммед Мурад Самарканди. ИВ АН УзССР (инв. № 1811)
—114—
Илл. 26. Среднеазиатские одежды середины XVI в. Бухарский список Джами. Библиотека им. Салтыков-Щедрина (инв. № 425)
Илл. 27. Среднеазиатские мужские костюмы 70-х годов XVI в. 1) «Искандер-наме» 1572 г. Библиотека им. Салтыкова-Щедрина; 2) Низами 1571/2 г.; художник Мухаммед Надир Самарканди. Бодлеянская библиотека.
Илл. 28. Портреты юношей. Бухара, вторая половина XVI в.
Илл. 29. Портрет юноши. Бухара, вторая половина XVI в.
Илл. 30. Портрет Абдулла-хана. Около 1570 г.
мажем. Два старинных среднеазиатских куляха с остроконечной макушкой, подобные тем, которые видим на миниатюрах, приписывавшихся населением Ташкента местному шейху Хавенди Тахуру (жил в XIV в.) и его отцу шейху Омару, описаны А. А. Семеновым85. Датировку этих действительно очень древних и ветхих объектов есть основание отнести к середине XVI столетия. Обувь мужчин составляли почти исключительно сапоги и изредка туфли («кауш» — калоши), в противовес иранским модам, где в середине XVI столетия преобладают эти последние.
Женский костюм претерпевает значительные изменения. Нижняя джома характеризуется длинным остроконечным вырезом посередине, иногда она застегнута на пуговицы. Но надеваемое верхнее платье резко укорачивается, даже не достигая колен, имеет сильно подчеркнутую талию, короткие или длинные рукава. Что касается головного убора, то женщины обычно носят закрученный вокруг шеи и отброшенный за спину платок, приоткрывающий на лбу и темени шапочку-тюбитейку, а знатные девушки перевязь наподобие диадемы, в которую иногда воткнут пучек перьев. Принцессы носят зубчатый «тадж»; девочки — в остроконечных тюбитейках, иногда также украшенных перышками.
В 70-х гг. XVI в. (время Абдулла-хана) среднеазиатский костюм претерпевает некоторые изменения, все более приближающие его к характерному типу среднеазиатских одежд последних столетий. Как показывает миниатюра из манускрипта «Хафт-Пайкар» Низами Бодлеянской Библиотеки, копированного в Самарканде в 980 г. (1572/3 г.)86, к этому времени остроконечный кулях выходит из употребления, а чалма накручивается симметричными складками слева направо и наоборот, сходясь в последних оборотах как-раз посередине над лбом; конец ее выпущен на макушке, ткань иногда белая, чаще полосатая. Употребление полосатых тканей отмечаем и на халатах (еще ранее — ср. миниатюру Мах-муд-Музаххиба 1545 г. «Султан Санджар к старуха»); это мог быть тот широко распространенный в Средней Азии «бекасаб», который составляет специфическую отрасль производства среднеазиатских ткачей. Полосатые ткани в сефевидском Иране, судя по миниатюрам, не были в ходу.
Изучение костюмов на миниатюрах дает основание подвергнуть сомнению отнесение некоторых миниатюр XVI-гo столетия к сефевидской школе Ирана. Таковы, например, миниатюры «Хамсэ» Джами 1522 Тегеранского Музея, где головные уборы настолько «несефевидские», что местом их изготовления следует считать скорее всего Самарканд или Бухару. Среднеазиатские костюмы на миниатюре «Иосиф и женщины Египта» из манускрипта Джами 1522 г. Тегеранского музея, приписываемой знаменитому мастеру Касим-Али,87 позволяют предположить ее среднеазиатское происхождение, что дает и некоторый косвенный штрих к мало известной биографии этого художника.
VII.
Таковы некоторые наблюдения над эволюцией костюма Средней Азии и Ирана в конце XIV—XV—XVI вв., установленные по миниатюрам. Просуммируем их вкратце.
1. Постановка темы «К истории костюма Средней Азии и Ирана XV — лервой половины XVI вв. по данным миниатюрной живописи» Диктуется отсутствием на русском языке исследований по данному вопросу; в зарубежных публикациях, касающихся персидского костюма, он
—115—
затрагивается лишь вскольз, причем даже в специальных работах характеристики даны без четкого уточнения локальных и хронологических данных. Исследований же по среднеазиатскому костюму не существует вообще.
2. Эволюция костюма, как данного материальной культуры и материального производства, в известной мере отражает некоторые черты культурного развития стран и народов, специфику эпохи и общества, характер влияний и связей.
3. Для XIV в. устанавливается несколько локальных очагов развития костюма (Тебриз, Багдад, Шираз, вероятна Герат—Самарканд), причем моды хулагидского двора отражают сильно-выраженные дальневосточные влияния, в то время как западно-иранские центры сохраняют большую самостоятельность стиля.
4. Костюмы Средней Азии времени Тимура представляют переработку унаследованных от предшествующей эпохи типов одежды в новом синтетическом претворении; возникает новый стиль, растворяющий монгольские и ближневосточные элементы на среднеазиатской основе.
5. Общая эволюция тимуридского костюма идет в направлении постепенного высвобождения от монгольской традиции, к большей свободе покроя и элегантности форм. Два основных этапа этой эволюции: 1-я и 2-я половина XV в.
6. В 1-й половине XV в. выявляется два центра мод — в Самарканде и Герате, имеющих, при несомненной стилиетической близости, известные отличия в деталях одежд.
7. Во 2-й половине XV в. Герат — это «Париж своей эпохи», диктующий моды для прочих центров художественной культуры Среднего Востока.
8. Миниатюры XVI в. указывают на значительные отличия одежд в государствах Сефевидов и Шейбанидов. Западно-иранский костюм представляет модернизацию гератских покроев, переработанных в направлении определенной усложненности и декоративности форм (типы тюрбанов, покрой фараджи и др.). Среднеазиатские одежды, напротив, характеризует первоначально известная консервация костюмов 2-й половины XV в., а позднее изменение их в направлении, приближающем одежды XVI в. к более позднему узбекско-таджикскому городскому этнографическому костюму.
9. В результате исследования явилась возможность уточнения времени и места изготовления ряда неподписных миниатюр, в частности миниатюр среднеазиатской живописной школы. Например: отнесение к Самарканду 1-й половины XV в. миниатюры «Битва у стен Самарканда» Стамбульской Библиотеки; «Всадник охотится на льва» из колл. А. Сакисиана; «Охота» из рукописи «Золотой цепи» Библиотеки им. Салтыкова-Щедрина (инв. № 434); к Бухаре XVI в. — «Хамсэ» Джами 1522 г. Тегеранского музея.
10. Вопреки утверждению X. Готца о влиянии на индийские моды XVI века костюмов сефевидского Ирана88, устанавливается воздействие именно среднеазиатских одежд нз стиль костюмов времени Великих Моголов.
—116—
ПРИМЕЧАНИЯ
1. H. G o e t z. The History of Persian Costume. A Survey of Persian Art, vol., III. London-New-York, 1931, pp. 2227-2253 (далее цит: SPA. III, SPA, V и т. д.) См. также J. M. U p t o n. Notes on Persian Costume of the Sixteenth and Seventeenth Centuries. Metropolitan Museum Studies, II, pt. 2. New York, 1930. pp. 206-220.
2. E. S c h r o e d e r. Ahmed Musa and Shams al.-Din. Ars lslamica, vol. VI, pt. 2, 1939, pp. 119-129.
3. H. G о e t z. Kostum und Mode an den indischen Furstenhofen in der Grossmoghul—Zeit. Jahrbuch der Asiatischen Kunst, 1924, s. 67—101.
4. R. D o z y. Dшctionnaire detalle des noms des vetements chez les Araees. Amsterdam. 1845.
5. D o z y , op, cit., pp. 11-12.
6. H. G о e t z. The History . . op. cit., pp. 2239-2241.
7. Op. cit., pp. 2239-2240.
8. Репродукция миниатюр названных списков «Летописей» ср. L. В i n у о n, W. S. Wilkinson and В. G г а у . Persian Miniature Painting (дальше — BWG). London, 1933; Ars lslamica, t. 1, pt. 2, 1935, p. 185—187. E. В l о с h et . Peintures de manuscrits arabes, persanes et turcs de la Blbliotheque Rationale. Paris, Pp. 9—10, fig. 5—9. Датировка миниатюр к «Летописей» Парижской Национальной Библиотеки, которую Э. Блоше относил к началу XIV в., вполне основательно подвергается сомнению и, видимо, может быть сдвинута на несколько десятилетий вперед. Миниатюры рукописи Рашидеддина Института Востоковедения АН УзССР — см. Отчет Среднеазиатской Гос. Библиотеки за 1925 г. Также — Собрание восточных рукописей Академии Наук Узбекской ССР, т. 1. Ташкент, 1952, стр. 21. 9. В XIII в. джубба запахивалась наоборот справа налево (SPA, III, р. 2240).
10. Иоанн де Плано Карпини. История монголов. Пер. А. И. Малеина, СПб., 1911, стр. 6.
11. Рюи Гонзалес де-Клавихо. Дневник путешествия ко двору Тимура в Самарканд в 1403—1406 гг. Пер. И. И. Срезневского. СПб, 1881, стр 293.
12. D. В г i a n. A. Reconstruction ot the Miniature Cycle in the Demotte Shah-Namah Ars lslamica, vol. VI, pt, 2, 1939, pp. 97-112.
13. Cp. M. A g h a-0 g I u. Preliminary Notes on Some Persian Illustrated Mss. in the Topkapu Sarayi Muzesi. Ars lslamlca, vol. I, pt. 2. 1934. pp. 191—192, fig, 4—7.
14. Миниатюры опубликованы в цит. труде BWG.
15. Г. А. П у г а ч е н к о в а. О датировке и происхождении рукописи «Хамсе» Эмира Хосрова Дехлеви в собрании Института Востоковедения АН УзССР, Труды АН Тадж. ССР, т. XVII, 1953. стр. 187 cл.
16. К. И н о с т р а н ц е в. Торжественный въезд фатимидских халифов, СПб, 1905, стр. 78. 79. 84, 85.
17. D o z y. Op. cit., pp. 327—334. Об эволюции фараджа в среднеазиатских одеждах — ср. Г. А. Пугаченкова. К истории паранджи. Советская этнография,
1952, № 3, стр. 191 cл.
18. BWG, р. 185.
19. В. В. Б а р т о л ь д. Улугбек и его время. Петроград, 1918; стр. 121—123.
21. М. D. В г е t s c h n e i d e r. Chinese Intercourse with the Countries of Central and Western Asia during the XV-th Century. The China Review, 1876, p. 128.
22. Цит. соч.. р. 167.
23. M. M. Д ь я к о н о в. Рукопись «Хамсэ» Низами 1431 года и ее значение для истории миниатюрной живописи на Востоке. Труды отдела Востока Гос. Эрмитажа, т. III. Л., 1940, стр. 276—286.
24. L. В i n у о n. Painting. Persian Art. London, 1930.
25. В r e t s e h n e i d e r, op, cit., p. 167.
26. К л а в и х о, цит. соч., стр. 168.
27. М. S. D i m a n d. Notes on Persian Miniature of the Tlmurlde Period In the-Metropolitan Museum. Eastern Hrt, July. 1928, № 1. pp. 25, 27, fig. 1—4.
28. SPA, III, p. 2241.
29. К л а в и x о, цит. соч. стр. 249.
30. К л а в и х о, цит. соч., стр. 289.
31. Е. К u h n е l. Mlniaturmalerei im Islamischen Orient. Berlin; 1923, Abb. 48—50, s. 57.
32. An Illustrated Souvenir of the Exhibition of Persian Hrt, London, 1931, pl. 543—C.
33. Собрание восточных рукописей Академии Наук Узбекской ССР. т. И, Ташкент, 1954, стр. 23а
—117—
34. F. R. M a r t i n. The Miniature Painting and Painters of Persia, India, and Тurkey from the 8-th to the 18-th Century, T.T. London, 1912 p. 26. fig. 20.
35. Мы не располагаем конкретными данными о манускрипте «Зафар-Намэ» Шерефеддина, иллюстрировавшемся, по мнению Э. Блоше, в Тебризе или Багдаде около 1425 г., где есть изображение Тимура, царицы Сарай-Мульк-Ханым и др. См. Е. B l o c h e t. Catalogue of an Exhibition of Persian Painting from the XII to the XVII Century. Paris, № 41-42.
36. M. V a n B e r c h e m. Arabische Inschiften. 1911. Abb. VII, s. 13-17.
37. Яркие страницы посвящает истории этого «смутного времени» В. В. Бартольд в цит. монографии «Улугбек и его время».
38. K л а в и х о, стр. 132.
39. Е. В l о с h e t. Peintures de manuscrits ... op. cit., p. 1 — II, t. II.
40. E. B l o c h e t. Masulman Painting. XII—XVII Century. Transl. С. М. Binion. London, 1929, pl. 62, 63, 86.
41. E. К u h n e l, op. cit., Abb. 39, s. 55.
42. A. S a k i s i a n. La miniature persane du XII au XVIII-e siecle. Paris-Bruxelles, 1929, pl. LVII.
43. E. В l о с h e t. Musulman Painting ... op. cit. pl. LXXVIII.
44. Миниатюра опубликована F. R. Martin. The Miniature Painting . . . op, cit, PI. 60—61.
45. К л а в и x о. Цит. соч., стр. 235.
46. Л. Т. Г ю з а л ь я н и М. М. Д ь я к о н о в. Иранские миниатюры в рукописях Шах-Намэ ленинградских собраний. Л., 1935, стр. 15, 16, 48—51, табл. 2, 16а—17б.
47. М. S. D i m а n d. Notes on Persian Miniature ... op. cit , fig. 8-9, pl. XIV.
48. E. B l o c h e t. Musulmane Painting . . op. cit., Pl. XCVI-XCVII.
49. Б. П. Д е н и к е. Живопись Ирана. М, 1938, табл. 27.
50. Репродукции двух миниатюр «Хамсэ» Музея Восточных культур — см. Б. П. Д е н и к е, цит, соч., цветные таблицы I, II.
51. А. Н. Б о л д ы р е в. Алишер Навои в рассказах современников. Сборник «Алишер Навои». М,—Л., 1946, стр. 137—138.
52. Там же, стр. 140.
53. Т. W. A r n o l d. Painting of Islam, Oxford, 1928, pl. XLIII. Денике, цит. соч. табл. 33.
54. А. Н. Б о л д ы р е в, цит. соч.. стр. 149.
55. Memoires de Babar. Trad. par A. Pavet de Couffei II-e. Paris, 1871, t I. p 223.
56. Там же, р. 224.
57. Цитату даем по переводу А. А. Семенова, Портреты эпохи Навои. Ташкент. 1940, cтр. 9.
58. Б. П. Д е н и к е, цит. соч., таб. 32.
59. X. Г о т ц видит праобраз подобных диадем XVI в. в диадемах индийских богинь периода Гупта, проникших с буддизмом в Среднюю Азию (S РА, III, р. 2244).
60. X. Г о т ц именует колпак, на который наматывается тюрбан, «таджем», что представляется нам неверным. «Тадж» — корона, в данном же случае термин «кулях» наиболее приемлем.
61. О поздних типах кизылбашскихшапок Л. von LeCoq. Kizilbasch und Jaschilbasch. Orlentalisches Archiv, III. 1912/13, pp. 61-65.
62. Здесь мы бегло коснемся вопроса об одной крайне интересной серии мунускриптов, стиль которых позволяет заподозрить участие одного художника, несомненно выдающегося мастера, создателя очень ярких декоративных пейзажей и выразительных сцен. Исследование его творчества заслуживает специального очерка, здесь же назовем основные манускрипты: это — Низами 1479/80 г. Библиотеки им. Салтыкова-Щедрина (№ 387); Низами Бодлянской Библиотеки 1500 г. (Arnold, цит. соч. t. XXVIII); Низами 1502 г. Библиотеки им. Салтыкова-Щедрина (№339); близкие по стилю миниатюры 1504 г., опубликованные BWG (pl. XXXII); Низами 1507/8 г. Библиотеки им, Салтыкова-Щедрина (№350); Шах-Наме 1524 г. Института Востоковедения АН СССР (C-I84). Характерно, что уже с 1504 г. отмечается употреблеение кизылбашского куляха; это время, когда еще жив был Хусейн-Байкара и Герат сохранял положение главного центра художественной жизни, время, когда на западе Шах-Исмаил Сефи лишь собирал силы для своих последующих завоевательных действий. Наличие на этой миниатюре западных, отличных от гератских, головных уборов дает указание на ее западное происхождение; то же с полной определенностью может быть сказано и о более поздних миниатюрах из списка Низами 1507/1508 г. и Шах-Наме 1524 г. Но если это так, то законно возникает предположение, что следовательно и более ранние произведения этого ма-
—118—
стера — Низами 1479/80 г., 1502/3 г. также являются продуктом той западно-иранской (Исфахан-Тебриз) школы миниатюры конца XV столетия, которую пока не отделяют от гератской. Так существенные детали костюма позволяют наметить локальную западно-иранскую группу в комплексах поздне-тимуридских миниатюр.
63. Е. К u h n е l. Miniaturmalerei . . .op. cif, Tat, 50, 47.
64. Г ю з а л ь я н—Д ь я к о н о в. Цит., соч., цветн. табл. III.
65. SPA, III. p. 2247.
66. SPA. III. p. 2248.
67. SPA, III. p. 2247, примечание 3.
68. Г. А. П у г а ч е н к о в а. Миниатюры «Хамсэ» Низами 1562/3 г. Самаркандского Музея. Тезисы научных докладов на сессии АН УзССР 9—14/VI—1947 г. Ташкент, 1947, стр. 147—148.
69. М i g е о n. Manuel d'art musulman. T, II. Paris, 1907, tog 30.
70. E. В l о с h e t. Musulman Painting . . . op. cit., pl. CXXIV, 71. Th. Arnold, op. cit., pl. XLV-a, XLVI a—b.
72. E. В l о с h e t, op. cit., Pl. CXXXVI.
73. Th. А г n о l d, op, cit.. pl. XXXVll-a, p. XVI.
74. E. В I о с h e t, op. oit., pl. CXXVIII.
75. A. S a k i s i a n, op. cit., fig. 145-146. E. В I о с t h e t, op. cit. pl. CXXVII c.
76. F. R. M a r t i n, op. cit.. p. 54.
77. Б. П. Д е н и к е, Цит. соч.. стр. 133.
78. Г. А. П у г а ч е н к о в а. Миниатюры «Фатх-Наме» — хроники побед Шейбани-ха-на из собрания Института по изучению восточных рукописей Академии Наук УзССР. Труды САГУ, Вып. XI, Ташкент, 1950, стр. 121 cл.
79. Портрет Шейбани-хана принадлежащий К. Т. Барнетт опубликован у A. Sakisian цит. соч., цветн. табл. II. См. также А. А. Семенов. Портреты эпохи Навои. Ташкент, 1940.
80. Е. В I о с h e t. Peintures de mss . . . op. cit., p. 15 — 16, t. 20—22.
81. Собрание восточных рукописей Академии Наук Узбекской ССР, т. I. Ташкент, 1952, стр. 282—283.
82. Е. В I о с h e t, op. cit., p. 17—18, t. 25-27.
83. Б. А. Сергеев, Хорезмский список Шах-Наме XVI в. Труды Гос. Публичной библиотеки УзССР, т. I. Ташкент, 1935, стр. 92—117. Г. А. Пугаченкова. По листам миниатюр. Известия АН УзССР, 1953, № 4, стр. 110 ел.
84. A. v o nL e c o q. Bliderat.as zar Kunst und Kulturgeschichte Mittel-Asiens. Berlin, 1925, s. 53-55.
85. А. А. С е м е н о в. Ташкентский шейх Хавенди Тахур (Шейх-Антаур) и приписываемый ему «кулях». Протоколы Туркестанского кружка любителей археологии г. XII, Ташкент, 1915, стр. 25—81.
86. Th. A r n o l d, op. cit., pl. I.
87. SPA, V, pl. 903. Б. П. Д е н и к е (Цит. соч., р. 36—37, стр. 116) склонен рассматривать эту миниатюру как до-сефевидскую, писанную еще в конце XV в. и вклеенную в более поздний манускрипт. Однако покрой фараджи, характер головного платка женщин и другие детали здесь явно восходят к XVI-му, а не XV-му столетию.
88. SPA, III, p. 2245.