Малиновская Н. В. Колчаны XIII-XIV вв. с костяными орнаментированными обкладками на территории евразийских степей

Малиновская Н. В. Колчаны XIII-XIV вв. с костяными орнаментированными обкладками на территории евразийских степей // Города Поволжья в средние века. М.: Наука. 1974. C. 132-175.

Настоящая работа посвящена изучению колчанов, украшенных костяными орнаментированными обкладками, встречающихся среди позднекочевнических древностей евразийских степей. Эти вещи представляют несомненный интерес по сюжетам, технике и манере исполнения, свидетельствуя о мастерстве и вкусе их производителей и владельцев, дают представление об уровне ремесленного производства, о связях между отдельными племенами и народами, населявшими степи в средние века.
Колчаны с резными обкладками до сих пор не привлекали специального внимания исследователей. Между тем, сведение всех известных на сегодняшний день находок позволило бы не только выяснить характер и конструкцию таких колчанов, но и представить, когда, где и кем они употреблялись. Исследование условий находок колчанов с обкладками в погребальных комплексах кочевников дало бы возможность определить период их бытования; картографирование находок позволило бы связать распространение таких колчанов с картиной расселения кочевых племен степи.
Мы можем назвать лишь несколько работ советских исследователей, в которых ставятся вопросы о происхождении, дате и этнической принадлежности колчанов с орнаментированными обкладками. Эти колчаны известны нам в основном по отдельным публикациям в русской и советской археологической литературе, где они упоминаются лишь вскользь среди другого инвентаря позднекочевнических погребений, а также по отчетам авторов раскопок, опубликованным в качестве дневниковых записей в периодической печати.
В начале 1950-х годов, т. е. в то время, когда хронологической шкалы для древностей поздних кочевников еще не существовало и исследователи стремились использовать вещевые типы и типы обрядов погребений для этнических и хронологических определений, вышли работы Л. П. Зяблина ¹, где автор выделяет костяные орнаментированные накладки на колчан как один из признаков половецких погребений XII—XIV вв. ² Стремление Л. П. Зяблина использовать вещевые типы для этнических определений не представляется нам обоснованным. Не может удовлетворить и датировка колчанов с обкладками XII—XIV вв., поскольку они встречаются только в погребальных комплексах XIII—XIV вв. Л. П. Зяблин верно отмечает, что техника резьбы и способы крепления накладок находят аналогии среди древностей тюркоязычных племен Сибири и Алтая до X в. ³, но, подходя к кочевникам южнорусских степей только как к передаточному звену, ошибочно утверждает, что кочевнические обкладки прямо продолжают в Восточной Европе традицию изготовления подобных предметов в Сибири и на Алтае.
Исследование условий находок колчанов с резными обкладками в погребальных комплексах кочевников, их топографии, а также орнаментальных и стилистических особенностей этих изделий показало, что такие колчаны являются своеобразными произведениями золотоордынской синкретической городской культуры и как городской импорт встречаются не только в половецких погребениях, но и в могилах других этнических групп кочевого населения степей.
Вопрос об этнической принадлежности колчанов с обкладками и период их распространения в степях юга Восточной Европы вновь был поставлен в 1958 г. С. А. Плетневой ⁴. Автор полагает, что костяные орнаментированные накладки появились у кочевников только в начале XIII в., но особенного расцвета их производство достигло во второй половине XIII—XIV в. ⁵, - однако, к сожалению, не приводит каких-либо

--------------
1. Л. П. Зяблин. Археологические памятники кочевников X—XIV вв. Восточной Европы. Автореф. канд. дисс. М., 1952; он же. О «татарских курганах». М., 1955.
2. Л. П. Зяблин. Археологические памятники..., стр. 10—11.
3. Л. П. Зяблин. Археологические памятники..., стр. 12; он же. О «татарских курганах», стр. 95.
4. С. А. Плетнева. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях. МИА, № 62, 1958.
5. Там же, стр. 176.

-132-

аргументов, подкрепляющих этот правильный вывод. С. А. Плетнева констатирует, что вещи эти встречаются главным образом в поздних половецких могилах XIII-XIV вв. ⁶ и, видимо на основе этого говорит о резных обкладах колчанов как о половецком косторезном ремесле родственном искусству половецких камнерезов ⁷. В пользу такого предположения автором выдвигается сходство технических приемов резьбы по кости и камню.
В 1962 г. выходит работа Л. В. Алексеева о резных костяных изделиях из древних городов Белоруссии ⁸, где в качестве аналогий этим изделиям привлечены обкладки позднекочевнических колчанов. В работе Л. В. Алексеева есть ряд неточностей, в частности, ошибочна ссылка на работу С. А. Плетневой относительно даты позднекочевнических пластин ⁹ и неверно указано местонахождение отдельных пластин ¹⁰. Ошибочно и мнение автора о преобладании техники выемки фона на позднекочевнических пластинах. Сопоставляя резные пластины кочевников с находками из Белоруссии на основе сравнения отдельных орнаментальных мотивов, Д. В. Алексеев не обращает внимание на общие типологические признаки, характерные для всех позднекочевнических накладок и ряда публикуемых им изделий. Л. В. Алексеев полагает, что резные изделия, найденные на Белорусских городищах, являются частью местными вариациями на кочевническую тему, а частью — работой пленных степняков, заменивших чуждые русскому глазу орнаментальные элементы привычными мотивами.
В сводке археологического материала по истории лука и стрел на территории Восточной Европы в период с VIII по XIV в. вопроса о деталях и конструкции позднекочевнических колчанов касается и А. Ф. Медведев ¹¹. Автор свода упоминает 22 колчана с орнаментированными накладками ¹² и определяет период их бытования на территории степей XIII—XIV вв. Датировка колчанов произведена на основе детально разработанной А. Ф. Медведевым классификации наконечников стрел, применявшихся народами Восточной Европы в средние века. Но приведенные А. Ф. Медведевым датированные аналогии не могут служить сами по себе средством для выделения колчанов с обкладками как хронологически определенного типа, который можно было бы использовать для датировки погребений.
В монографии Г. А. Федорова-Давыдова «Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов» ¹³ впервые даны четко обоснованная классификация вещевого материала и классификация типов погребений поздних кочевников, а подбор аналогий сопоставлен с исследованием сопряженности типов всех вещей позднекочевнических погребений. Для нас результаты этой работы важны и в том плане, что около 40 колчанов с резными обкладками, наряду с другими вещами, были выделены Г. А. Федоровым-Давыдовым как хронологически определенный тип второй половины XIII—XIV в. ¹⁴
За последние годы найдено много новых художественных изделий из кости, происходящих из погребений кочевников и культурного слоя городищ золотоордынского временя. Чтобы датировать новые находки тем же периодом, необходимо доказать типологическое единство всех известных нам обкладок колчанов, а также проверить, встречаются ли они с вещевыми типами, характерными для второй половины XIII—XIV в. С этой целью нами была произведена повторная датировка колчанов.
В настоящей работе собраны сведения о 84 колчанах с орнаментированными обкладками, найденных на огромной территории евразийских степей. Помимо опубликованных материалов использованы коллекции и описи ГИМ, Государственного Эрмитажа, Астраханского, Волгоградского, Куйбышевского и Саратовского краеведческих музеев, неопубликованные материалы архивов ИА АН СССР, ЛОИА АН СССР, а также любезно предоставленные Г Т Ковпаненко, Е. К. Максимовым, И. В. Синицыным и В. П. Шиловым материалы, которые к моменту завершения рукописи не вошли в отчеты и не были изданы ¹⁵.
Весь материал сведен в каталог по географическому принципу. В сводку включены колчаны с обкладками: из погребений кочевников- тюрок XIII—XIV вв. восточнорусских степей, Казахстана и Киргизии; из культурного слоя золотоордынских городов, а также аналогичные и одновременные им предметы, происходящие из мордовских могильников, со славянских городищ и курыканского поселения в Приангарье. В каталоге указаны: место и дата находки; фамилия автора раскопок; источник, место публикации и хранения; номер колчана по порядку (он же № погребального комплекса); номера

--------------
6. С. А. Плетнева. Указ. соч., стр. 179.
7. Там же, стр. 211—212.
8. Л. В. Алексеев. Художественные изделия косторезов из древних городов Белоруссии. СА, 1962, №4.
9. Там же, стр. 208.
10. Там же, рис. 4, стр. 202.
11. А. Ф. Медведев. Ручное метательное оружие. САИ, вып. Е1—36. М., 1966, стр. 20-21.
12. Там же, стр. 43—47.
13. Г. А. Федоров-Давыдов. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966.
14. Там же, стр. 116.
15. Пользуюсь случаем выразить глубокую благодарной. В. П. Шилову, Г. Т. Ковпаненко и Е. К. Максимову; большую помощь оказали материалы, предоставленные покойным И. В. Синицыным.

-133-

таблиц с воспроизведением обкладок колчанов. В работе ссылки даются на номер погребального комплекса с колчаном, который одновременно означает и номер самого колчана по порядку, а также на таблицы и рисунки.
До сих пор публиковались, как правило, отдельные пластины, составляющие обкладки колчанов. В настоящей работе предпринята попытка реконструкции обкладок, и в таблицах значительная их часть представлена в восстановленном виде.

Среди позднекочевнических древностей Восточной Европы известны колчаны с костяными обкладками, украшенными резным растительным, звериным и геометрическим орнаментом ¹⁶.
Колчаны чаще всего делались из бересты, иногда на деревянном или проволочном каркасе. Плоские по форме, с узким приемником, они расширялись к основанию, чтобы не мялось оперение стрел. Иногда колчан расширялся с обоих концов, и тогда он состоял из двух частей, скрепленных поперечными металлическими пластинками на мелких металлических гвоздиках или заклепках. Сверху береста окрашивалась черной и красной краской.
Значительно реже среди колчанов с резными обкладками встречаются берестяные в основе колчаны, обтянутые кожей в верхней части (№ 5—7, 14, 18, 43). Уникальный колчан из Верхнего Погромного был обтянут кожей и, с внешней стороны, золотой фольгой, следы которой хорошо заметны на обратной стороне ажурных костяных накладок, крепившихся непосредственно на фольгу (№ 9). Инкрустированные черной и красной пастой обкладки этого колчана выглядели очень празднично.
В погребении у Мысхако лежал деревянный колчан, который представлял собой цилиндр, сплюснутый с задней стороны (№ 66). Снаружи дерево было окрашено в темный цвет, на фоне которого отчетливо выделялись тонкие костяные пластинки с изображениями оленей.
Колчаны хорошей сохранности редко встречаются в погребениях. Обычно на месте истлевших колчанов находят различные их детали. При колчанах из Бахтияровки (№ 4), Жутово (№ 11), Молчановки (№ 14), из курганов 65 и 67 Терновки (№ 53—54), из кургана 10 в Тирасполе (№ 57) найдены металлические крюки, с помощью которых колчан крепился к поясному ремню при быстрой верховой езде — характерный признак того, что эти колчаны принадлежали конным лучникам ¹⁷. Почти во всех погребениях при колчанах обнаружены гладкие металлические кольца для подвешивания к поясу или через плечо на перекидном ремне. В двух погребениях такие кольца зафиксированы в верхней части колчана (№ 7, 38). Колчаны из Каменки и кургана 9 колонии Константиновки подвешивались на железной цепочке (№ 42, 63), а колчан из станицы Белореченской висел на ремнях с гладкими серебряными бляхами (№ 61) ¹⁸.
Нередко при колчанах находят железные и медные пряжки от ремней (№ 2, 4, 7, 10, 17, 42, 46, 52—54. 58, 64), круглые железные бляшки с конусовидным выступом и плоскими полями (№ 6, 7, 16, 22, 26, 62), а также многочисленные железные и бронзовые накладки и бляшки, фигурные и с прорезью, с заклепками и отверстиями для гвоэдиков (№ 5, 6, 7, 9, 16—18, 26, 40, 45, 63—64). Встречаются также железные дуговидные стержни от оковки днищ (№ 8, 9, 17, 48) и многочисленные мелкие металлические детали колчанов.
Колчаны с орнаментированными обкладками зафиксированы в погребениях как слева (№ 4, 11, 14, 22, 25, 26, 38, 45, 47, 62, 69, 71, 27), так и справа (№ 2, 7, 8, 13, 28, 66, 68) от погребенного. Очевидно, колчан носили и с правого, и с левого бока. Длина колчанов достигала 60—72 см, а диаметр у дна не превышал 12—15 см.
Описанные выше rолчаны отличаются от сходных с ними по конструкции обычных позднекочевнических колчанов тем, что имеют резные костяные обкладки и петли особой формы, также украшенные резным орнаментом.
Обкладки представляют собой целый набор пластин, орнаментированных в соответствии с единым художественным замыслом. Пластины, входящие в такой набор, имеют разную форму и величину, но толщина всех пластин не превышает 1—2 мм, а ширина 2—5,8 см. Различия в форме и длине отдельных пластин нивелируются при монтаже, и в смонтированном виде накладки образуют два, а чаще три одинаковых по длине и ширине продольных ряда (см. табл. XIX, а — в).
Края колчана украшались узкими и длинными костяными полосками с тем же резным узором, что и пластины основного набора, или с циркульным орнаментом (табл. XVII). Это обкладки краев колчана, которые служили для скрепления пластины основного набора с основой колчана и с петлей для подвешивания, которой они завершались у горловины (табл. XVIII).

--------------
16. См. каталог № 1—84.
17. А. Ф. Медведев. Указ. соч., стр. 20.
18. А. Кушева-Грозевская. Золотоордынскяе древности ГИМ из раскопок 1925-1926 гг. в Нижнем Поволжье. Саратов, 1928, стр. 21.

-134-

Обкладки краев колчана найдены во многих погребениях (№ 1, 4—6, 8-10, 11, 13, 18, 20, 22, 37, 38, 40, 42, 45, 48, 61, 66, 74), а расположение их по краю зафиксировано только на пяти колчанах: из Бахтияровки, Ленинска, Каменки, Ковалевки и кургана 49 I Бережновского могильника (№ 4, 7, 13, 42, 45).
Интересно, что при колчанах с орнаментированными накладками не встречены петли обычной для позднекочевнических колчанов формы ¹⁹. Форма петель у колчанов с обкладками иная. Колчаны из Бахтияровки, кургана 5 II Бережновского могильника, Верхнего Погромного, Жутово, курганов 4 и 8 Новоникольского могильника, Ковалевки и кургана 180 в Парканах подвешивались на костяных петлях с ровным основанием и одним большим отверстием для ремня в средней части выгнутой, закругленной спинки (№ 4, 8, 9, 11, 18, 20, 45, 48, табл. XVIII). Такие петли украшались геометрическим или растительным орнаментом, повторяющим один из мотивов орнаментации обкладок колчана, или циркульным узором.
Резные костяные пластинки и петли обрабатывались тщательно только с лицевой стороны, поверхность которой заполировывалась и расчерчивалась на зоны до нанесения орнамента. Плоскорельефная резьба сочеталась с гравировкой и инкрустацией цветной пастой, а также с техникой выемчатых треугольников и ромбов, что характерно для большинства пластин. Иногда резьба была ажурной (№ 9, 24, 35, 78, 82).
Обработка оборотной стороны накладок производилась в зависимости от способа крепления пластин между собой и с основой колчана. Способы скрепления разнообразны. Известны случаи скрепления пластин тонкими поперечными металлическими полосками (№ 4, 9, 21, 26, 42), мелкими костяными (№ 10, 19, 48, |62) и металлическими (№ 2, 6, 9, 16, 25, 48, 71) гвоздиками. Такие гвоздики встречаются во многих погребениях, и отверстия для них хорошо заметны на некоторых пластинках (№ 6, 11, 13, 20, 22, 40, 45, 55). Оборотная сторона накладок при таких способах крепления обычно заглаживалась, но не так тщательно, как внешняя. Есть пластины, не имеющие отверстий и не носящие следов крепления с внешней стороны. Вероятно, они крепились на клею ²⁰. Оборотная сторона накладок в этом случае шероховата, иногда со следами штриховой нарезки приклеивания; иногда ее оставляли губчатой. Следы клея прослежены нами только в случае — на пластинах из кургана 11 в Усть-Курдюме (№ 26). Существует мнение, что орнаментированные пластинки пришивали ²¹.
Береста от колчанов из кургана 4 Новоникольского могильника и кургана 180 в Парканах была расчерчена черной краской на зоны. Видимо, мастера прежде, чем смонтировать обкладки, определили место каждой пластины на колчане (№ 18, 48). Известно несколько колчанов, где набор пластин покрывал всю наружную поверхность их с лицевой стороны (№ 2, 4, 9, 13), но большинство колчанов украшалось пластинами только в верхней части (№ 6—8, 14, 17, 20, 22, 28, 32, 38, 42, 45, 68, 70, 79, 84). На колчане из Худай-Бергена пластины располагались по его концам (№ 69) ²², а колчан из Тасмолы украшали три нешироких пояска из орнаментированных накладок в верхней, средней и нижней частях (№ 71, табл. XVI).
Резными костяными пластинами оформлялись и налучья. Пластина от налучья с пышным растительным орнаментом была найдена вместе с обкладками колчана в поволжском погребении из раскопок В. П. Шилова (№ 15, табл. VI). Орнамент этой пластины выполнен в той же манере, что и на обкладках колчана.
Лишь в одном погребении при колчане найдены обломки истлевшего лука, форму которого определить не удалось (№ 59).

III

Несмотря на то, что орнаментированные накладки на колчаны найдены в Поволжье и в Молдавии, в степных районах Северного Кавказа и Южного Приуралья, в Поднестровье и в Подонье, т. е. на огромной территории, они обнаруживают несомненное сходство. Это типологическое единство ясно видно при анализе технических приемов, орнаментальных мотивов и схем.
Накладки на колчаны демонстрируют высокое искусство древних мастеров, умело сочетавших различные технические приемы резьбы по кости. Наиболее употребляемыми приемами резьбы были гравировка и техника выемчатых треугольников и ромбов, которая напоминает трехгранновыемчатую резьбу русских деревянных изделий.
Гравировкой выполнялись обычно растительные и спиралевидные мотивы пластины, фигурки животных и человека, а также резные полосы — разграничители отдельных орнаментальных групп. При этом простой по форме линейный рисунок дополнялся и оживлялся прорезыванием контурных углубленных линий и

--------------
19. См.: С. А. Плетнева. Указ. соч., стр. 171; Г. А.Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 17, рис. 2 (4); А. Ф. Медведев. Указ. соч., стр. 131, табл. 9.
20. Того же мнения придерживается Л. П. Зяблин (см. Л.П. Зяблин. Археологические памятники..., стр. 12).
21. А. Ф. Медведев. Указ. соч., стр. 20.
22. Не исключено, что в данном случав сохранились лишь те пластины из набора, которые располагались по концам.

-135-

заполнением их цветной пастой, а фон сюжетного рисунка (звери, люди, фантастические чудовища) нередко заполнялся штриховой насечкой.
Манера обводки контуром имеет многочисленные аналогии в орнаментике среднеазиатских тюрков, в частности киргизов, казахов, башкир и узбеков ²³. Более близкие аналогии мы находим в искусство енисейских кыргызов VIII — IX вв. ²⁴, на болгарских бляшках со сценами соколиной охоты X—XIV вв.²⁵. Прием заполнения фона штриховой насечкой известен в оформлении костяных аппликаций луков и седел у праболгар Нови-Пазар в Болгарии ²⁶.
Кружевной рисунок геометрических узоров создавался ритмическим чередованием поперечных орнаментальных поясков, выполненных в технике выемчатых треугольников и ромбов. Углубления, как и контуры линейного рисунка, инкрустировались цветной пастой. Чаще всего инкрустация производилась черной (№ 4, 7, 10, 12, 15-18, 20, 22, 32, 45, 48, 65, 66) и красной краской (№ 41, 38, 71), либо той и другой одновременно (№ 8, 9, 11, 13, 34, 36, 40, 61, 68). Есть пластинки, где вместе с черной использовалась и белая масса (№ 19, 25), а фон зооморфных изображений окрашен в зеленый цвет (№ 6, 40, 84) ²⁷.
Заполнение прорези рисунка чёрной краской находит аналогию на резных костяных изделиях Алтая ²⁸.
Применение плоскорельефной резьбы, при которой фон вынимался и изображение слегка выступало, незначительно. Обычно она сочеталась с гравировкой. В плоском рельефе даны лишь отдельные детали растительного орнамента небольшого числа пластин и фигурки оленей на трех накладках (№ 4А, Б; 8; 11Б; 13А, Б; 15; 18А; 22; 38Б, В; 40Д; 48А).
Ряд деталей некоторых пластин выполнен ажурной резьбой (№ 9, 24, 35, 78, 82). В целом орнаментация обкладок каждого колчана выполнена различными сочетаниями названных приемов резьбы по кости. Исключение составляют пластины из станиц Белореченской и Кужарской, целиком исполненные гравировкой, а также обкладки колчанов из Молчановки и кургана 6 Новоникольского могильника, где применена только техника выемчатых треугольников и ромбов (№ 14, 19, 61, 65).
Построение орнамента всех пластин производилось по определенной схеме, предполагавшей членении орнамента на несколько поперечных зон, отличающихся или характером изображения, или техникой исполнения. Такое членение имеет, например, орнамент пластин от колчанов из Ленинска и кургана 4 Новоникольского могильника, где рисунок геометрической зоны выполнен в технике выемчатых треугольников и ромбов, а растительный узор нижней зоны образован сочетанием гравировки и плоскорельефной резьбы (№ 13А; 18Б). Подобная геометрическая зона есть на пластинах из Бахтияровки, Песков, Мертвецовского и на накладке из собрания ГИМ, но вместо растительного узора в нижней зоне помещены здесь врезные спирали (№ 4В; 38; 68; 84А). На пластинках из Аткарска, кургана 5 II Бережновского могильника, Вороной и Паркан одна зона украшена выгравированным растительным узором, а другая — изображением оленя (№ 1А; 8А; 40А, Б; 48Б, В).
Есть пластины с трехчастным делением, причем центральный ярус орнамента наиболее широкий. В центре орнаментальной композиции таких пластин находятся либо характерные волютообразные завитки и спирали, либо стилизованные изображения животных, либо сложное плетение растительных мотивов. Зоны геометрического узора окаймляют центральное поле композиции (№ 4А; 9А, Б; НА, В; 17А; 22; 32; 34; 42; 68).
Общность построения орнаментальных схем дополняется общностью орнаментальных мотивов всех пластин. Орнаментальные мотивы пластин разделяются нами на несколько групп по форме и стилю.
I группу образуют формы геометрического орнамента, все разнообразие которого сводится к небольшому числу деталей, расположенных в различных комбинациях (рис. 1). Преобладают треугольники и ромбы, кресты с вырезами, передающие крестообразное положение лепестков, и, как разграничители отдельных орнаментальных

--------------
23. С. Дудин. Киргизский орнамент. «Восток», 1925, № 5, стр. 170; «Труди киргизской археолого-этнографической экспедиции», т. V, 1908, рис. 20, 10, 14, стр. 111; рис. 1—4, стр. 135, 136.
24. Л. А. Евтюхова.. Археологические памятники енисейских кыргызов. Абакан, 19-18, стр. 192.
25. В. Ю. Лещенко. Бляхи с охотничьими сценами из Поволжья. СА, 1970, № 3, стр. 139, рис. 1—5.
26. С. Михаилов. Един старинен некропол при Нови-Пазар. «Известия на Археологическия институт», XX. София, 1955, стр. 33, рис. 14, 4—5.
27. В лаборатории произведен качественный анализ пасты с одной из обкладок колчана. Применен метод эмиссионного спектрального анализа с использованием в качестве источника возбуждения спектра горячего полого катода в атмосфере гелня. Взято две пробы и в обоих случаях получены аналогичные результаты. Анализ показал, что образцы содержат пять основных компонентов, определяющих химический тип: алюминий, магний, кальций, железо и кремний. В значительном количестве присутствуют окиси фосфора и марганца, а в примесях — окиси бария, меди, титана, натрия и кальция. Данный состав является характерным для химической формулы стекла.
28. Л. Р. Кызласов. Резная костяная рукоятка плети из могилы Ак-Кюна. КСИИМК, вып. XXXVI, 1951, стр. 53.

-136-

Рис. 1. Элементы геометрического орнамента
1 — № 6, 42, 76; 2-№ 1, 6, 8, 21, 32, 38, 40, 42, 61, 77; 3 — № 7—12, 17—21, 38, 42, 45, 48, 66, 68, 70, 71, 76-79, 82; 4 — № 5, 7, 8, 9, 11, 13, 14, 17, 20, 27, 39, 45, 48, 68, 71, 76; 5 — № 5, 8, 12, 17, 31, 33, 34, 79; 6 — № 18, 32, 39, 42, 66, 73—75, 81; 7— № 14, 25, 27; 8 — № 9, 70, 79; 9 — № 2, 6; 10 — № 4, 6, 7, 13, 34, 40, 50, 71, 78, 82; 11 — № 4, 68; 12 — № 11, 20, 50; 13 — № 5, 9, 11, 13, 22, 27, 48, 69, 71, 79; 14 — № 5, 9, 12, 13, 67; 15 — № 9, 13, 14, 17, 20, 25, 68; 16 — № 20, 50, 69; 17 — № 19, 21; 18 — № 18, 19, 73—75; 19 — № 9, 10, 11, 14, 15, 18, 19, 21, 22, 27, 30, 32, 34, 45, 73—75, 84; 20 — № 13, 19, 21; 21 — № 21, 34, 73—75; 22 — № 4, 13, 77

групп, резные прямые линии. Встречаются также штриховые насечки в виде прямой и косой сетки, косые кресты простого и сложного рисунка. Общими для всех пластин являются не только отдельные детали геометрического узора, но и определенная повторяемость одних и тех же комбинаций из этих деталей. Аналогии отдельным элементам геометрического орнамента пластин имеются в орнаментике многих стран и народов, однако своеобразие геометрического узора пластин создается ритмическим чередованием поперечных поясков, составленных из различных сочетаний треугольников и ромбов, образующих зону геометрического орнамента в целом (№ 9, 11, 14, 17—22, 25, 34, 39, 50, 68—71, 76—79).
Во II группу входят спиралевидные (№ 4, 6, 9, 38, 39, 40, 55, 61, 66, 70, 84) и S-овидные мотивы (№ 2, 40, 65, 78). Простой рисунок этих деталей орнамента оживляется повторением линий контура. Мы видим здесь простые спирали и спирали на ножке; завитки, соединенные по два и по четыре в различных комбинациях; сложноскомпонованные спирали. Нередко они заключают в себе геометрические формы. Орнамент из S-овидных завитков основан на ритмическом повторении одного раппорта и подчинен удлиненной форме зоны.
Элементы II группы образуют резко выделяющуюся по отношению ко всей композиции самостоятельную зону, что опять-таки характерно для орнаментики резных пластин, происходящих из разных районов степи (№ 4-7; 17А; 32Б; 37; 38А; 40А, В, Д; 55; 66; 68; 70; 84). Мотивы этой группы находят аналогии в орнаменте алтайских и среднеазиатских тюрков ²⁹, в оформлении стеклянных бус и браслетов Саркела — Белой Вежи ³⁰. S-видными завитками украшали пластины колчанов енисейские кыргызы ³¹.
В III группу включены элементы растительного узора, который на наших пластинах представлен как ленточным, так и зонным типом орнамента. Первый представляет собой поперечные орнаментальные пояски со стилизованным изображением растительного побега (№1, 11, 15 21, 22, 25, 34, 37, 38, 39, 42, 48, 55, 66, 79, 84). Такие пояски, чередуясь с зонами геометрического узора, окаймляют центральное поле композиции (№ 21-22, 84). Мотив в виде бегущего побега используется также при оформлении обкладок краев колчана и петель. В отличие от однообразных орнаментальных деталей I и II групп, рисунок растительного побега в каждом отдельном случае выполнен по-своему, так как сам характер растительного орнамента представляет мастеру более широкие возможности для вариаций. Тем не менее этот сюжет является общим для целого ряда пластин. Что касается растительных узоров, помещенных в широких зонах, то они представляют собой вариации того же сюжета, но усложненного соединением растительных мотивов спиралевидных фигур,

--------------
29. С. И. Руденко. Искусство скифов Алтая. М., 1949; Л. Р. Кызласов. Указ. соч., стр. 54, рис. 10; «Народное декоративно-прикладное искусство киргизов». М., 1968, стр. 25, 83, 102, 134—137.
30. 3. А. Львова. Стеклянные бусы и браслеты из Саркела —Белой Вежи. МИД, № 75, 1959, стр. 319, рис. 4. 14, 16, 17, 19.
31. Л. А. Евтюхова. Указ. соч., стр. 63, рис. 113.

-137-

а также многократным повторением контура (№ 1, 4, 8, 9, 11, 13, 15, 18, 21, 30, 32, 34, 35, 38, 39, 42, 45, 48).
Крестообразные фигуры медальонов также образуются различными сочетаниями растительных побегов, расположенных симметрично вокруг центра (№ 4, 13, 22). Легкий и изящный растительный орнамент пластин приобретает чисто декоративную форму за счет равномерного заполнения предназначенной для украшения поверхности, причем обрамление таких зон композиционно связано с заключенным в них рисунком (№ 8А; 9А, Г; 13А, Б; 18А; 22В; 32Б; 42; 45В; 48А, Б). Декоративность подчеркивается и цветовой гаммой пластины. Абрис отдельных фигур выполнен черной краской, а повторяющий его углубленный контур инкрустирован красной пастой (№ 8, 9, 13, 34). Иногда все детали растительного узора даются на фоне черного заполнения, которое контрастирует со светлым тоном самой костяной пластины (№ 4, 11, 18, 22, 45, 48). На ажурных пластинах из Верхнего Погромного растительная пленка придает целостность и динамичность всей композиции (№ 9).
Мы не можем привести прямых аналогий орнаментальным мотивам III группы. Именно он определяет своеобразие резных костяных обкладок колчанов.
Не менее интересными представляются нам и орнаментальные мотивы IV группы, в которой объединяются изображения животных, фантастических чудовищ и человека (№ 1, 6, 8, 9, 11, 20, 22, 32, 34, 37, 38, 40, 41, 42, 45, 48, 66, 76, 83, 84).
Известно, что с преобразованием варварского мира в раннефеодальное государство «животный эпос» пережил новый расцвет. Изображение зверей в искусстве кочевников восходит к древнейшим тотемистическим представлениям, которые в пережиточном виде продолжали свое существование почти у всех народов и в более позднее время.
Резные костяные пластины украшались фигурками оленей, собак, зайцев, кошачьих хищников, лошадей и птиц. Особая роль оленя в мировоззрении степных тюркских народов определила устойчивость этого образа в искусстве кочевников Евразии. Вот почему на обкладках колчанов чаще всего гравируются олени.
Линейный рисунок передает характерные формы оленя с крупными ветвистыми рогами (№ 1, 6, 8, 11, 22, 32, 34, 38, 41, 42, 45, 48, 66, 76, 83) и лани (№ 20, 22, 40, 45). Фигурки животных даны в профиль, но отступление от строго профильного рисунка сказывается в том, что художник часто изображает две ветви рогов (№ 6, 8, 11, 22, 34, 38, 42, 45, 76). Поражает разнообразие поз животных. Только олени изображены на наших пластинах в четырех различных позах:
1) стоя, мордой вперед, рога закинуты на спину (№ 1, 6, 8, 32, 41, 66, 76);
2) стоя, голова повернута назад, а рога в разные стороны (№ 42);
3) голова вперед, рога закинуты на спину, ноги поджаты (№ 11, 22, 34, 45, 48, 83);
при этом:
а) ноги подогнуты так, что образуют одну линию, но копыта не выделены (№ 38, 45, 48);
б) ноги в линию, копыта повернуты в разные стороны (№ 11, 22, 34, 83);
4) с подогнутыми ногами, голова повернута назад, а рога в разные стороны (№ 38).
Неодинаково трактуются фигуры оленей и резные части их тела. Так, массивная фигура оленя на пластинке из кургана 45 I Бережновского могильника выполнена весьма условно (№ 6). У него большая круглая морда, а глаз изображен кружком с точкой посередине. Фон изображения окрашен в зеленый цвет. Совсем в другой манере исполнены олени на обкладках из кургана 5 II Бережновского могильника (№ 8). Фигуры животных очень динамичны. У них чрезмерно удлиненное туловище, а ноги непропорционально малы и тонки. У оленей вытянутые клювообразные морды, а мышечные комплексы подчеркнуты рядами выемчатых треугольников и ромбов. Животные итифаличны. Фон изображений окрашен черной краской, а промежуток между рогами и точки на теле инкрустированы красной пастой. Олени, украшающие обкладки колчана из кургана 5 II Бережновского могильника, отдаленно напоминают изображения на оленных камнях Тувы и Монголии ³².
На пластинках каменского колчана пятнистые олени выгравированы на фоне сетчатой штриховки (№ 42). Повернутые назад головы и слегка согнутые ноги передают движение. Трактовкой ног и морды эти животные напоминают оленей на пластинках из кургана 5 II Бережновского могильника. Несмотря на разнообразие поз оленей, изображенных на пластинах из Аткарска, Сидор, Селитренного и Увека, их объединяет характер рисунка (№ 1, 22, 32, 34): все они даны на фоне сетчатой штриховки; фигуры животных схематичны и неподвижны; для всех характерно повторение абриса фигуры углубленным контуром.
Иначе выполнены олени на обкладках колчанов из кургана 180 Паркан и из Воронежской области (№ 48, 83). Эти олени очень похожи и отличаются от других изображений трактовкой рогов пламевидного очертания. Углубленный

--------------
32. А. П. Окладников. Древнемонгольский портрет. «Монгольский археологический сборник». М., 1962, рис. 6, 9, 10.

-138-

контур, заполненный черной пастой, повторяет линии рисунка, данного на фоне штриховой нарезки.
Морды оленей на пластинах из кургана 22 у хутора Пески выполнены очень реалистично, а изображение нижней части фигур весьма условно. Фигуры даны в плоском рельефе, а фон окрашен в красную краску (№ 38). Пластины с изображениями оленей из Мысхако интересны тем, что характерный формы животных переданы прямыми линиями (№ 66). Опыт художника в орнаменте доказывают смелые сочетания спиралевидных мотивов, украшающие другие фрагменты тех же обкладок. Следовательно, либо мастер нарочито избегал кривых линий, либо был незнаком с реальным прототипом образа.
В противовес ему художник из далекой Сибири был очень хорошо знаком с изображаемым животным, поэтому в простом рисунке из Унги так реалистично передана фигура благородного оленя, закинувшего за спину могучие ветвистые рога (№ 76). Вокруг оленя помещены зачерченные внутри ромбики, должно быть условно изображающие лес.
Фигурки ланей вырезаны только на четырех известных нам пластинах (№ 20, 22, 40, 45). Стиль всех изображений одинаков, но фигурки животных даны в разных позах. На обкладках колчана из Вороной лань дана стоя, в профиль. На голове животного торчат длинные миндалевидные уши (№ 40). В той же манере выполнена лежащая лань на пластинах из кургана 8 Новоникольского могильника (№ 20).
На полное стилистическое совпадение этих изображений с рисунком ХІН—XIV вв. на скале в Их-Тэнгэрийнам в Центральной Монголии обратил внимание А. П. Окладников ³³.
Лань на центральной пластине из Сидор выполнена более схематично (№ 22). Лань смотрит вперед, ноги поджаты так, что образуют одну линию, а копыта повернуты в разные стороны. Обычно в такой позе изображали оленей на наших пластинах.
Наряду с отдельными изображениями животных на обкладках колчанов встречаются и жанровые сценки. На пластинах жутовского колчана мастер пытается объединить общим действием фигуры оленей и человека (№ 11). Контурный рисунок передает фигуру человека в остроконечной шапке и длинном кафтане до колен, который держит в руках вожжи. Справа от него вырезана пара запряженных оленей с подогнутыми в линию ногами и копытами, повернутыми в разные стороны. Олени обращены мордами друг к другу, их могучие ветвистые рога переплетены, а поле над рогами заполнено красной краской. Абрисы всех трех фигур выполнены черной краской. Сплетенные рога, почка, к которой олени тянутся мордами, и несколько линий между фигурами животных, по всей видимости, имитируют священное дерево. Говорить о семантике изображения трудно. Очевидно, идея, которую выражает рисунок жутовских пластин, такова же, как и у всех подобных композиций: это молитва об умножении стад, изобилии и о благополучии членов рода.
Очень интересна сцена, воспроизведенная на обкладках колчана из станицы Вороной (№ 40). К сожалению, пластина сохранилась фрагментарно. Человек сидит верхом на идущем вправо животном и от пояса повернут в фас. На голове бородатого всадника остроконечная шапка. Такие головные уборы характерны для половецких изваяний XII — начала XIII в. ³⁴ Животное, на котором сидит человек, должно изображать коня, так как трактовка его хвоста, ног и морды такая же, как у коней на болгарских бляшках с охотничьими сценами X—XIV вв. ³⁵ Одинакова с болгарскими изображениями и посадка всадника. Правая рука человека согнута в локте и поднята вверх. В этой части пластина сохранилась очень плохо, и мы можем только догадываться о том, что рука всадника устремлена к воину в остроконечном шлеме, помещенному в верхнем левом углу пластины. Прямо над всадником, в центре, вырезана крупная фигура лани, голова которой повернута назад.
Рисунку из Вороной созвучна древняя легенда тюрков о чудесной лани, предке и покровительнице племени, которая указывает ему путь на новую родину ³⁶. Согласно этой легенде смысл рисунка из Вороной можно передать так: старейшина племени (всадник с бородой) ведет своих воинов (фигура в левом углу пластины) по пути, указанному божественной прародительницей племени (лань).
Помимо изображений натуральных животных, орнаментике резных обкладок колчанов присущи изображения фантастических существ (№ 8, 9, 40, 42, 84). Это драконы и звери, полученные в результате соединения частей тела различных животных и птиц.
На центральной пластине колчана из кургана 5 II Бережновского могильника дано красочное изображение дракона (№ 8Б). Тело чудовища покрывают ряды мелких выемчатых треугольников и ромбов, заполненных, как и фон рисунка, черной пастой. У него множество когтистых лап, а хребет оконтурен зигзагообразной врезной

--------------
33. Л. П. Окладников. Указ. соч., стр. 70, рис. 19, 2.
34. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ, соч., рис. 26, 7; С. А. Плетнева. Указ. соч., рис. 37, стр. 212.
35. В. Ю. Лещенко. Укав, соч., рис. 1—6, стр. 139—140.
36. А. П. Окладников. Указ. соч., стр. 73.

-139-

линией и раскрашен красной краской. Изображение дракона на пластине бережновского колчана находится в центре всей композиции обкладок, включающей также изображения оленей и растительных мотивов.
Сходный с ним дракон каменского колчана (№ 42) помещен по продольной оси мордой к лежащему оленю и также находится в центре композиции. У этого чудовища длинная пасть, разной величины рога, множество плавно изгибающихся лап с когтями, крылья и раздвоенный хвост. Тело его покрывают группы ямок. На обкладках из Каменки вырезан еще один пятнистый зверь с круглой мордой, рогами и загнутым хвостом с трилистником на конце.
Соединение в одном образе протомы зверя и рептилии и закрученный в виде растительного побега хвост идет из Сасанидского Ирана (см. иранскую тератологию), а аналогии изображениям драконов имеются на бронзовых зеркалах китайской работы, найденных в Сарае-Бату, Сарае-Берке, Болгарах и т. д. ³⁷ Дракон изображался и на знамени монголов ³⁸. Драконы па боковых пластинках из Вороной выполнены совсем в другой манере (№ 40Д). Они сильно стилизованы и органически вплетаются в общий узор пластин. Художник относится к ним, как к любому другому мотиву, и вкомпоновывает их в соответствии с законами орнаментального ритма.
Изображения животных па обкладках колчана из собрания ГИМ носят наивнореалистический характер и настолько упрощены, что трудно понять, каких именно животных изобразил художник (№ 84Б).
Общий узор растительной плетенки и стилизованной животной формы в слиянии дают тератологический стиль ажурных обкладок из кургана 8 Верхнего Погромного (№ 9). Обкладки этого колчана, пожалуй, самые совершенные по форме, стилю и исполнению. Природный цвет костяных пластин сочетается с яркой окраской (черная, красная паста) чрезвычайно искусно вырезанных фигур и золотой фольгой, служащей фоном всех изображений. Одна за другой следуют фигуры кошачьих хищников и собак, ланей и зайцев, птиц и фантастических зверей. Пластины этого колчана отлетаются от всех прочих и «романизированным» изображением животных. Прекрасно передано движение и в позах, и в переплетении животных форм с растительными. Аналогии этим изображениям мы находим на персидской полихромной керамике X в. ³⁹, на бронзовых зеркалах с изображениями животных, которые являются литейными репликами на привозные восточные оригиналы и встречаются на городищах золотоордынского времени в Поволжье ⁴⁰, в декоративном убранстве средневекового Двина ⁴¹ на штампованном ганче из Старого Сарая ⁴², на костяных обкладках меча из позднекочевнического погребения в Старице (табл. XIV, I) ⁴³. По сообщению Рубрука, изображениями виноградных лоз, деревьев, птиц и зверей украшали свои войлочные жилища и монгольские кочевники ⁴⁴.
Таким образом, разнообразие состава животных на резных пластинах колчанов, непостоянство в изображении одних и тех же образов свидетельствуют о том, что у древних мастеров не было каких-то единых образцов для копирования. О заимствовании напоминают лишь сами сюжеты рисунков. Очевидно, искусство древних косторезов, выросшее на традициях высокоорнаментального искусства степных народов предшествующих эпох, претворило в новые прекрасные формы все накопленное многовековым опытом и вновь принесенное волной кочевников с Востока.
Мы видим, что пластины с орнаментальными мотивами I, II, III и IV групп не образуют локальных вариантов. Геометрический и спиралевидный узор, изображения растений и животных одинаково характерны для всех пластин, происходящих из различных районов огромной степной территории. Однако отметим, что ряд пластин, найденных в Поволжье, отличается наибольшим разнообразием орнаментальных форм и сюжетов, особой тщательностью выделки (№8, 9, 11, 19, 21).
Итак, выдвигая тезис о типологическом единстве исследуемого материала, мы основываемся на единстве технических приемов, общности орнаментальных мотивов и построений всех сравниваемых пластин. Кочевой быт народов евразийских степей и соприкосновение их с древними государствами, видимо, явились почвой развития яркого орнаментального стиля на широкой территории от Днестра до Центрального Казахстана. Самобытность орнаментики резных костяных обкладок колчанов определяется главным образом своеобразным строением орнаментальной композиции, где ясно обнаруживается глубоко продуманное распределение отдельных орнаментальных форм на украшаемой поверхности. С другой стороны, резные изделия кочевников

--------------
37. Ф. В. Баллод. Приволжские Помпеи. М.—Пг., 1923, рис. 30, 31; А. Ю. Якубовский. Золотая Орда. М., 1937, рис. 16; Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., рис. 14, 4.
38. В. А. Гордлевский. Что такое «босый волк». изв. АН СССР. Отд. лит-ры и языка, VI, вып. 4, 1947, стр. 326.
39. A. U. Pope. A Surveu of Persian Art, v. 2. London — N. Y., 1939, fig. 538.
40. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., рис. 14, стр. 81.
41. См.: А. Л. Мотайт. Археология СССР, М., 1955, стр. 227—228.
42. См. «Археологические открытия 1968 года». М., 1969, стр. 174.
43. Раскопки В. П. Шилова, 1961, АКМ, экспозиция.
44. «Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука». М., 1957, стр. 91.

-140-

дают интересный пример слияния различных культурных традиций, в котором заимствованные элементы получили своеобразное толкование в соответствии со вкусами и привычками степного населения Восточной Европы.
Сходство орнаментальных мотивов и единство использованных композиционных схем позволяют считать резные обкладки колчанов одновременными, а одинаковая техника исполнения свидетельствует об изготовлении их в одной среде.

Помимо перечисленных выше общих для всех пластин технических, стилистических и композиционных признаков, обкладки различных колчанов объединяют общие принципы комплектования отдельных пластин в набор.
На некоторых колчанах обкладки найдены целыми, что позволяет определить закономерности комплектования пластин в набор и реконструировать те обкладки колчанов, которые сохранились лишь фрагментарно.
Обкладки каменского колчана (№ 42) смонтированы из трех пластин. Центральная накладка имеет небольшой прямоугольный выступ на конце, отличаясь от одинаковых боковых пластин простой прямоугольной формы. Орнамент скрепленных накладок образует три поперечных яруса, выделенных ленточным геометрическим узором. В верхнем ярусе всех трех пластин вырезаны фигурки оленей в одинаковых позах. В средней части боковые пластины украшены зеркально расположенными завитками растительного узора, а центральная — изображением фантастического чудовища и лежащего оленя. В нижнем ярусе посередине вырезан зверь с круглой мордой и загнутым хвостом с трилистником на конце. На сломанных боковых пластинах, по-видимому, были вырезаны какие-то другие звери. По бокам обкладки оформлены узкими костяными полосками с врезными линиями и кружками с углублениями в центре.
Центральная пластина обкладок, как мы видим, отличается и формой, и характером орнаментации. То же самое мы наблюдаем и на колчане из Мстиславля, где средняя пластина имеет форму лопаточки и отличается орнаментальной композицией от одинаковых боковых пластин (№ 79).
Орнамент скрепленных накладок, найденных в Сидорах, как и на каменском колчане, образует три поперечных яруса, разделенных поясками со стилизованным изображением растительного побега (№ 22). При этом рисунок верхнего ряда одинаков на всех трех пластинах; в средней зоне орнамент центральной накладки представляет собой соединение растительных мотивов обеих боковых пластин; в нижнем ярусе на боковых накладках помещены изображения оленей с ветвистыми рогами, в то время как средняя украшена фигуркой лани. Обкладки краев колчана повторяют мотивы поясков-разграничителей, т. е. все пластины этого колчана имеют одинаковую форму, но в орнамент центральной накладки вводятся новые, по сравнению с орна ментом боковых пластин, мотивы.
Небольшие по размеру пластины каменского колчана вырезаны из целого куска. Сидорские накладки больше, поэтому каждая из них собрана из отдельно выпиленных фрагментов, тщательно подогнанных по ширине и толщине так, что создается впечатление целого. Это характерно для всех крупных обкладок колчанов (№ 4А, 9, 13, 26, 68).
Теперь, учитывая, что центральная пластина отличается своей формой или характером орнаментации, а боковые пластины в деталях повторяют друг друга, мы можем реконструировать обкладки целого ряда колчанов, которые найдены в обломках среди других предметов разрушенных погребений. Определить место отдельных пластин в общей композиции можно и по излому сечения, так как средняя накладка в сечении прямая, а боковые изогнуты, видимо, для того, чтобы они плотнее прилегали к слегка закругленной по бокам основе колчана. Резьбой украшалась только та часть каждой из пластин, которая при монтаже не перекрывалась поверхностью соседних, поэтому боковые пластины обычно имеют закраины с той стороны, где они скреплялись с центральной накладкой. Расположение таких закраин также учитывалось при реконструкции.
По аналогии с мстиславльским и каменским колчанами пластины в форме лопаточки из Верхнего Погромного, Жутова, кургана 8 Новоникольского могильника, Усть-Быстрянской, Ковалевки и из собрания ГИМ определены как центральные пластины обкладок (№ 9А, 11А, 20А, 37, 45, 84).
Судя по сечению и расположению фигур животных, от обкладок из кургана 8 Новоникольского могильника, кроме центральной, сохранилась правая боковая пластина (№ 20Б), а от обкладок из собрания ГИМ и Ковалевки — левая (№ 45, 84А). Следовательно, для полного восстановления орнамента этих обкладок достаточно представить такие же пластины с обеих сторон от центральных накладок.
Обкладки жутовского колчана можно восстановить лишь частично (№ 11). Видимо, строение их более сложное, так как здесь найдены две центральные накладки и несколько боковых пластин с различной орнаментацией. Слева от выделенной уже центральной накладки с фигурами оленей (см. выше) мы помещаем пластинку

-141-

с изображением человека, так как она имеет закраину с правой стороны. Правильность такого расположения пластины подтверждается тем, что совпадают пояски геометрического узора, и тем, что непонятный предмет в руках человека превращается в вожжи. Видимо, художник изобразил именно запряженного человеком олени. Вероятно также, что в набор пластин жутовского колчана была включена и другая несохранившаяся пластина с фигуркой человека, так как второй олень центральной накладки тоже запряжен, а боковые пластины, как правило, повторяют друг друга. Остальные пластины (Б, Г) подбираются на основе совпадения зон геометрического орнамента (№ 11).
Фрагменты ажурных обкладок колчана из Верхнего Погромного, как и пластины из Кутова, найдены в беспорядке на дне и в засыпи разрушенного погребения (№ 9). Совмещение сколов отдельных пластин облегчило их реконструкцию. К центральной пластине с прямоугольным выступом (определена по аналогии с обкладками колчанов из Каменки, Жутово, Мстиславля, кургана 8 Новоникольского могильника), на основе совпадения зон геометрического и растительного орнамента, были подобраны боковые накладки. Удалось выделить и другие парные пластины с одинаковыми изображениями животных, при этом, кроме совпадения орнаментальных мотивов, обращалось внимание на излом сечения, расположение закраин, толщину и ширину каждого фрагмента.
Для обкладок одного колчана в погребении найдено слишком много пластин, даже если учесть, что они могли покрывать всю его поверхность с лицевой стороны. Погребение кургана 8 у с. Верхнего Погромного относится к разряду наиболее богатых могил с золотыми вещами, поэтому но исключена возможность, что с погребенным было положено два или несколько колчанов.
Та же закономерность комплектования пластин в набор и то же построение орнаментальной композиции, что и на описанных выше колчанах, прослеживается на обкладках из курганов 5 и 45 у с. Бережновки, курганов 2, 4, 6 Новоникольского могильника, Селитренного, Увека и Шах-Тау (№ 6, 8, 17, 18, 19, 32, 34, 70). Из орнаментальных мотивов двух боковых пластин составлен рисунок центральной накладки из кургана 45 I Бережновского могильника (№ 6Б), а геометрический узор средней пластины из Шах-Тау оттеняется врезным 3-образным мотивом боковых накладок (№ 70). Обкладки из Селитренного и Увека составлены из центральных пластин с фигурками оленей и, судя но профилю, боковых пластин с завитками растительного узора (№ 32, 34). Пластины с таким же растительным орнаментом известны нам как боковые на колчане из кургана 5 II Бережновского могильника (№ 8А). Средняя накладка с изображением дракона из Бережновки напоминает центральную пластину каменского колчана и выделяется на фоне боковых пластин с симметричным рисунком (№ 8Б, 42).
В отличие от других известных нам колчанов, все пластины из кургана 49 у с. Бережновки орнаментированы по разным схемам (№ 7). Здесь нет обязательного для всех обкладок совпадения поперечных орнаментальных зон и рисунков боковых пластин. По-видимому, отдельные пластины, составляющие обкладки этого колчана, использованы вторично.
Несколько необычен я набор пластин на колчане из Балкиного хутора (№ 2). Пластины эти значительно уже и расположены на колчане тремя продольными рядами на некотором расстоянии друг от друга (№ 2). Центральная пластина с орнаментом из S-овидных завитков, завершенная закругленным выступом с розеткой, и две верхние боковые пластины, рисунок которых образует сросшиеся концентрические круги, отличаются от продолжающих их пластин с кружевным узором. Нижние пластинки напоминают обкладки краев колчана. Возможно, что мастер использовал костяные детали другого колчана, но сделал это более умело, чем бережновский косторез, выделив центральную пластину формой и рисунком, а на боковых накладках повторив один и тот же мотив.
Обломок подобной центральной пластины с закругленным выступом на конце был найден в Воронежской области, но вместо розетки мы находим здесь изображение оленя, столь характерное для многих кочевнических пластин (№ 83А).
Итак, мы видим, что построение орнаментальной композиции всех описанных выше обкладок колчанов произведено по единой схеме (схема № 1, табл. XIX, а):
1) пластины располагаются тремя продольными рядами;
2) орнамент скрепленных обкладок образует несколько поперечных зон;
3) центральная накладка выделяется на фоне симметричных боковых пластин.
Обкладки колчанов из Ленинска, кургана 11 Усть-Курдюме и пос. Мертвецовского (№ 13, 26, 68) отличаются тем, что смонтированы не из трех, а из двух рядов пластин с зеркально расположенным рисунком. При этом членение орнамента на зоны сохранено (схема 2, табл. XIX, б).
Орнамент накладок из кургана 11 Усть-Курдюма образуют параллельные врезные линии (№ 26). Скромность орнаментации усть-курдюмских пластин объясняется тем, что на обкладки крепились металлические бляшки разной формы и величины. На пластинах сохранились следы от скрепления с бронзовой фигурной пластинкой

-142-

и железной бляшкой с конусовидным выступом и плоскими полями (обе найдены при колчане). Такие бляшки встречены при колчанах во многих погребениях с резными обкладками. Помимо бляшек усть-курдюмский колчан украшала подвеска, сплетенная из шелковых коричневых ниток, обмотанных тоненькой бронзовой проволочкой. Наверное, пластины этого колчана в сочетании с металлическими украшениями и изящной подвеской выглядели не менее пышно, чем обкладки других колчанов.
Подобные подвески дважды были найдены в Сарае-Берке в заполнении здания XIII — XIV вв. ⁴⁵
Верхнюю часть колчана из кургана 22 у хут. Пески покрывали костяные пластины с резным орнаментом, а ниже шел поясок из прикрепленных к бересте треугольных бронзовых подвесок (№ 38). Такие же подвески найдены при жутовском колчане (№ 11).
Металлические украшения колчанов были широко распространены у тюрков южнорусских степей и Средней Азии ⁴⁶.
Основа колчана из Бахтияровки состоит из двух частей, верхней и нижней, скрепленных поперечной металлической планкой. Обкладки нижней части этого колчана представляют собой обычный набор пластин, смонтированных в три ряда (№ 4). Геометрические зоны окаймляют центральный ярус со сложным плетением растительных мотивов. Своеобразно оформлена нижняя часть колчана. В центре помещена квадратная накладка с красочным узором, расположение и характер орнаментации которой свидетельствует о том, что она является центральным элементом всей комбинации в целом. Выше следуют две одинаковые пластины с врезным спиралевидным рисунком.
Таким образом, построение орнаментальной композиции обкладок колчана из Бахтияровки произведено одновременно по первой и второй схемам с введением центрального связующего звена (схема 3, табл. XIX, в), верхняя часть строится по схеме 2, а нижняя — по схеме 1.
Края колчана обрамляют узкие костяные полоски с циркульным орнаментом, одна из которых завершается петлей для прикрепления колчана к ремню. У петли ровное основание и одно большое отверстие для ремня в средней части выгнутой, закругленной спинки. Костяные петли являются постоянной принадлежностью позднекочевнических колчанов. Их привязывали с помощью тонкого ремешка к вертикальной деревянной планке у горловины или к широким ремням, опоясывавшим весь колчан ⁴⁷. Однако петля бахтняровского колчана отличается от них и формой, и способом крепления. Являясь непосредственным продолжением обкладок краев колчана, эта петля, как и сами обкладки, крепилась на мелких металлических гвоздиках. Подобные петли с геометрическим и растительным орнаментом найдены при колчанах из кургана 5 11 Бережновского могильника, кургана 4 и 8 Новоникольского могильника, кургана 14 Жутово, Ковалевке и кургана 180 в Парканах; следовательно, способ подвешивания названных колчанов был тем же, что и в Бахтияровке (№ 8, 11, 18, 20, 45, 48; табл. XVIII). Петля из Верхнего Погромного выполнена в виде фигурной пластинки, но, как нам кажется, относится к той же группе петель (№ 9).
Погребения кургана 180 в Парканах и кургана 3 Вороной относятся к числу наиболее богатых могил с накладками (№ 40, 48). Оба погребения отличаются не только разнообразием и богатством инвентаря, но и тем, что некоторые категории вещей встречены здесь в нескольких экземплярах. Так, в Парканах найдены две пары стремян и три наручника, а в Вороной — множество копий и ножей разной формы и величины. Поэтому неудивительно, что в могилах обнаружена масса разнообразных по форме и орнаментации фрагментов костяных обкладок. Очевидно, здесь, как и в кургане 8 у с. Верхнего Погромного, с погребенным было положено несколько колчанов.
По сообщению Марко Поло и Плано Карнини, монгольские воины и тюрки Средней Азии носили по два и по три колчана ⁴⁸.
Полностью восстановить обкладки колчанов из кургана 180 в Парканах невозможно, так как более 60 фрагментов известны нам лишь по мелким и плохо сохранившимся фотографиям из архива императорской Археологической комиссии (№ 48). Среди многочисленных разрозненных фрагментов удалось проследить парные пластины с растительным орнаментом и боковые пластины с фигурками оленей, а также центральную накладку с завитками гравированного узора и изображениями оленей в тех же позах, что и на боковых пластинах (№ 48А, Б, В).
Накладка трапециевидной формы, но с изображениями всадника и лани, известна нам и среди пластин из Вороной (№ 40Г). Вероятно, она входит в один набор с пластинами, на которых вырезаны лани, так как мы видим полное

--------------
45. Раскопки Г. А. Федорова-Давыдова 1971 г.
46. Д. И. Анучин. Лук и стрелы. М., 1887, стр. 26; С. И. Руденко. Башкиры. Историко-этнографичеекие очерки. М., 1955, стр. 74—76.
47. С. А. Плетнева. Указ. соч., стр. 171; А. Ф. Медведев. Указ. соч., стр. 20; Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 31.
48. Марко Поло. Путешествие. Л., 1940, стр. 245; «Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука», стр. 50.

-143-

стилистическое совпадение в изображениях животных, и общий для всех этих накладок горизонтальный поясок из сросшихся кругов, образованный выемчатыми треугольниками. Несколько в другом плане выполнены парные боковые пластины со стилизованным изображением драконов и пара пластин со спиральным орнаментом. В Вороной найдена также квадратная накладка, характер орнаментации которой напоминает центральную пластину бахтияровской композиции. Однако на основе сохранившихся фрагментов реконструировать наборы пластин из Вороной не представляется возможным. Симметричное расположение парных боковых пластин, зонное членение орнамента, принцип выделения центральной накладки формой и рисунком свидетельствуют о соблюдении общих для всех обкладок колчанов закономерностей построения орнаментальной композиции.

Исследуем условия находок колчанов с орнаментированными обкладками в погребальных комплексах кочевников.
Значительное число погребений с накладками на колчан разрушено в древности, в результате чего зачастую невозможно установить ни обряд погребения, ни состав инвентаря. Подобное положение усугубляется небрежностью фиксации материала на месте раскопок, а также недостатками его публикаций, где инвентарь не представлен иллюстративно, а описания его недостаточно полны. Это исключает возможность использования в работе большого материала, и потому состав инвентаря исследован нами в 47 погребальных комплексах (№ 2-4, 6-11, 13, 14, 16, 18, 21, 22, 24-28, 38, 40, 42, 43, 45, 46, 48—53, 55, 57-66, 68-71), а обряд погребения установлен для 40 (№ 1, 2, 4, 7, 8, 10-14, 17, 18, 21, 22, 24-28, 36, 38, 42, 45, 46, 48-53, 58, 61-66, 68-71).
Все колчаны с резными обкладками найдены только в мужских погребениях, хотя накладки на луки известны и в женских ⁴⁹.
По имущественным разрядам погребения разделяются нами по наличию золотых или позолоченных вещей, так как погребения хотя бы с одним предметом из золота отличаются богатством инвентаря. Остальные погребения объединены в группу рядовых, хотя среди них есть погребения, почти лишенные инвентаря, и погребения с серебряными вещами ⁵⁰.

Социальная градация погребений с накладками также отражена в инвентаре и дает следующую картину: погребения I разряда отражают высокое имущественное положение воинов, вооруженных саблей (мечом) и луком, иногда копьем, защищенных кольчугой или панцирем; погребения II разряда представляются нам погребениями рядовых лучников.
27 погребений (№ 2-4, 7, 9-11, 13, 16, 18, 22, 25-27, 42. 51-53, 55, 58, 60, 63, 66, 68-71) из 47 могил с накладками, инвентарь которых известен, являются погребениями рядовых лучников и 20 погребений (№ 6, 8, 14, 21, 24, 28, 38, 40, 43, 45, 46, 48-50, 57, 59, 61, 62, 64, 65) — могилами тяжеловооруженных воинов, стоящих на более высокой ступени социальной лестницы.
Доля погребений с золотыми вещами больше в I разряде, так как золотые вещи найдены в четырех погребениях тяжеловооруженных воинов (№ 21, 45, 48, 49) и лишь в одном погребении лучника (№ 9). Среди погребений I разряда погребения с признаками всадничества также встречаются чаще, чем во II разряде, но, безусловно, обе группы воинов были всадниками. Так, в числе погребений I разряда зафиксировано шесть могил с костями коня (№ 8, 21, 24, 28, 49, 62), восемь могил с предметами конской сбруи (№ 14, 38, 40, 45, 46, 48, 50, 59), три погребения с саблей (№ 61, 64, 65) и в одном погребении найден крючок для закрепления колчана при быстрой верховой езде (№ 57), что также служит доказательством всадничества, — всего 90%. Три погребения с костями коня (№ 3, 5, 53) и 15 погребений с предметами конской сбруи (№ 2, 4, 7, 9, И, 16, 22, 26, 52, 60, 63, 68-71) составляют 67% всех могил II разряда.
Предметы конской сбруи отсутствуют в шести погребениях II разряда (№ 13, 25, 27, 42, 51, 55) и в одном погребении I разряда (№ 43), для трех могил с костями коня разряд установить не удалось (№ 47, 54, 56).
В одном из погребений с накладками найдено навершие знаменного значка (№ 38). Известно, что стяги были эмблемой власти военачальников и предводителей отдельных полков ⁵¹.
Число позднекочевнических могил с монетами очень незначительно, поэтому особенно интересны совместные находки колчанов, украшенных резными накладками, с монетами золотоордынского периода. Колчаны найдены с монетами в трех погребениях II разряда, дважды в Поволжье (№ 4, 16) и один раз в Казахстане (№ 71). В кургане 15 из Бахтияровки зарегистрирована медная монета, а в погребениях из с. Никольского и Тасмолы — по две серебряных монеты. Определены только казахстанские монеты,

--------------
49. АИА, № 2750, стр. 17.
50. Социальная градация погребений дана по Г. А. Федорову-Давыдову (см.: Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 116—118 — разряды I и II соответствуют разрядам Ма и Мб).
51. С. А. Плетнева. Указ. соч., стр. 197; Г. А. Федоров- Давыдов. Указ. соч., стр. 35.

-144-

Рис. 2. Карта находок колчанов с орнаментированными обкладками
1 — в курганах; 2 — на золотоордынских городищах; 3 — в городах

которые датируются началом XIV в. ⁵², монеты из Поволжья тоже, безусловно, относятся к золотоордынскому периоду. Находки монет в погребениях II разряда подтверждают тезис о вовлечении в денежные отношения средних слоев кочевников в эолотоордынский период, особенно в Поволжье, где монеты регистрируют наибольшее развитие торговли в XIV в. ⁵³
В наиболее богатых погребениях с обкладками колчанов встречены привозные шелковые и парчовые ткани (№ 9, 21, 45, 52, 55, 58), которые составляли предметы роскоши и употреблялись лишь богатой аристократической прослойкой номадов. Характерно, что эти вещи происходят из наиболее развитых в торговом и ремесленном отношениях районов Поволжья и Поднестровья ⁵⁴.
Таким образом, колчаны, украшенные резными костяными пластиками, принадлежали мужскому населению кочевой степи. Часть из них была принадлежностью кочевой знати, военачальников и предводителей отдельных полков. Резные обкладки колчанов, отличающиеся изяществом и сложностью орнаментальных композиций, наряду с такими дорогими предметами, как золотые украшения и привозные шелковые и парчовые ткани, отличали экипировку тяжеловооруженных всадников. Но колчаны с орнаментированными накладками не были

--------------
52. М. К. Кадырбаев, Р. 3. Бурнашева. Погребения кыпчака первой половины XIV в. из могильника Тасмола. Сб. «По следам древних культур Казахстана». Алма-Ата, 1970, стр. 49.
53. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 216.
54. Там же, стр. 215—216.

-145-

Таблица I. Обкладки колчанов
№ 1 — Аткарск, 18, № 5 — I Бережновский могильник, 42; № 6 — I Бережновский могильник, 45(2)

-146-

Таблица II. Обкладки колчанов
№ 2 — Балкин хутор, 1; № 4 — Бахтияровка, 15

-147-

Таблица III. Обкладка колчанов
№ 7 — І Бережновский могильник 49; №8 — II Бережновский могильник, 5; № 10 — Гусевка, 1; № 12 — Крутояровка, 1

-148-

Таблица IV. Обкладки колчанов
№ 9 — Верхнее Погромное, 8

-149-

Таблица IV. Обкладки колчанов (продолжение)
№ 9 — Верхнее Погромное, 8

-150-

Таблица V. Обкладки колчанов
№ 11 — Жутово, 14(1); № 13 — Ленинск, 9(1)

-151-

Таблица VI. Обкладки колчанов
№ 14 — Молчановка, 2; № 15 — Нижнее Поволжье, погребение; № 17 — Новоникольское I, 2; № 19 — Новоникольское I, 6(1)

-152-

Таблица VII. Обкладки колчанов
№ 18 — Новоникольское I, 4(1); № 20 — Новоникольское I, 8(1)

-153-

Таблица VIII. Обкладки колчанов
№ 21 — Политотдельское, 2(7); № 22 — Сидоры, 14(1)

-154-

Таблица IX. Обкладки колчанов
№ 24 — Терновка, 1; № 25 — Усть-Курдюм, 1; № 26 — Усть-Курдюм, 11; № 30 — Водянское городище, культурный слой; № 31 — Наровчат, культурный слой; № 27 — Царевский могильник, 10

-155-

Таблица X. Обкладки колчанов
№ 32 — Селитренное городище, культурный слой; № 33 — Увек, культурный слой; № 34 — Увек, культурный слой; № 35 — Царевское городище, культурный слой; № 37 — Уст-Быстрянская, погребение

-156-

Таблица XI. Обкладки колчанов
№ 38 — Пески, 22; № 40 — Вороная, 3

-157-

Таблица XII. Обкладки колчанов
№ 39 — Ясиноватая, погребение; № 42 — Каменка, 82

принадлежностью только этого класса. С большой любовью и вкусом украшали свое оружие и легковооруженные воины-всадники, рядовые представители кочевой степи. И все же редкость находок таких колчанов среди моря кочевнических древностей говорит, по-видимому, об относительной ценности этих вещей в среде кочевников. Как правило, колчаны с орнаментированными обкладками происходят из погребений с разнообразным инвентарем, из районов, наиболее развитых в торговом и ремесленном отношениях (рис. 2).

Подходя к вопросу о датировке колчанов с орнаментированными обкладками, необходимо вновь отметить тот факт, что этот материал представляет собой четко выделяющийся тип вещей, стилистически, орнаментально и технически единый на огромной территории от Днестра до Южного Приуралья. Кроме того, данный тип вещей хронологически определен в том отношении, что он выделен по абсолютно датированным монетам XIII—XIV вв., комплексам синхронных типов, выявленных

-158-

Таблица XIII. Обкладки колчанов
№ 41 — Григорьевка, погребение; № 45 — Ковалевка IV, 6(1); № 48 — Парканы, 180(2); № 50 — Суклея, 314; № 55 — Терновка, 179 (6)

-159-

Г. А. Федоровым-Давыдовым на основе исследования сопряженности типов всех вещей внутри материала позднекочевнических погребений ⁵⁵. Г. А. Федоров-Давыдов датирует орнаментированные накладки на колчаны второй половиной XIII—XIV в.
Нам также представляется, что период бытования колчанов с резными обкладками был кратковременным и ограничивался второй половиной XIII—XIV в. В пользу такой датировки говорят следующие факты.
В трех погребениях колчаны с костяными обкладками найдены с монетами XIII—XIV вв. (№4, 16, 71).
В погребальных комплексах кочевников вместе с орнаментированными обкладками встречены стрелы, стремена, удила и серьги типов, характерных для второй половины XIII — начала XIV в.
Накладки на колчаны найдены с железными плоскими черешковыми наконечниками стрел следующих типов:
а) Срезни в виде узкой вытянутой лопаточки (№ 9, 13, 22, 38, 40, 70, 71). Эти типично монгольские наконечники появились в степях юга Восточной Европы с нашествием Батыя и широко распространились по всей Восточной Европе в XIII—XIV вв. ⁵⁶, они во множестве найдены в Каракоруме в слое XIII—XIV вв. ⁵⁷, в могильниках того же времени в Сибири ⁵⁸.
б) Наконечники в виде широкой лопаточки с тупоугольным острием (№ 14, 18, 22, 40, 62, 66, 71). Этот тип стрел также занесен монголами и находит многочисленные аналогии на памятниках XIII-XIV вв.⁵⁹
В позднекочевническом погребении Тасмолы наконечники обоих типов найдены вместе с накладками на колчан и монетами начала XIV в. (№71).
в) Кунжутолистные наконечники (№ 7, 14, 40, 51, 62). Они известны в погребениях золотоордынского времени в Восточной Европе ⁶⁰, в слое XIII—XIV вв. в Каракоруме ⁶¹ и на памятниках белореченского типа XIV в. на Северном Кавказе ⁶².
Кроме того, в погребениях с накладками найдены: стремена арочного контура с широкой плоской подножкой и с отверстием для ремня в верхней части расплющенной дужки (№ 2, 4, 7, 8, 14, 22, 26, 40, 45, 46, 48, 62, 63, 71) ⁶³; двусоставные удила, кольца которых имеют форму коротких цилиндров, свернутых из расплющенных в пластины концов стержня удил (№ 46, 62, 63, 69, 71) ⁶⁴, и проволочные серьги в виде «знака вопроса» (№ 49, 52, 71) ⁶⁵. Эти вещи имеют датированные аналогии в пределах XIII—XIV вв. ⁶⁶ и найдены вместе с накладками на колчаны в погребении, датированном монетами началом XIV в. (№ 71).
Наряду с орнаментированными обкладками колчанов названные выше типы стрел, стремян, удил и серег выделены Г. А. Федоровым-Давыдовым как хронологически определенные типы второй половины XIII—XIV в. ⁶⁷
Следовательно, с датированными вещами колчаны, украшенные резными костяными пластинами, встречаются в 24 погребальных комплексах (№ 2, 4, 7-9, 13, 14, 18, 22, 26, 38, 40, 45, 46, 48, 49, 51, 52, 62, 63, 66, 69, 70, 71).
Семь костяных орнаментированных накладок на колчаны найдено в культурном слое городищ золотоордынского времени (№ 30—35, 67): в Сарае-Берке в здании середины XIV в.⁶⁸, в Мохше в здании XIII—XIV вв. ⁶⁹, в Верхнем Джулате в слое XIII—XIV вв. ⁷⁰, а также в культурном слое Бельджамена, Увека и Сарая-Бату того же хронологического диапазона.
Аналогичные кочевническим резные костяные обкладки колчанов найдены в мордовских могильниках XIV в. (№ 73—75). Подобные орнаментированные накладки встречены в культурном слое Мстиславля, Минска, Друцка и Пронска и хронологически не выходят из рамок XIII в. (№ 77—79, 81). В Новогрудке костяные пластины (№ 80) были найдены в слое XII—XIII вв. ⁷¹ К тому же времени относятся обкладки колчана, обнаруженного при раскопке курыканского поселения на р. Унге, западнее Байкала ⁷².
Учитывая все приведенные данные, мы можем датировать колчаны с орнаментированными накладками второй половиной XIII—XIV в.

--------------
55. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 116.
56. А. Ф. Медведев. Указ. соч., стр. 75—76, тип 67; Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 27—28, тип ВІХ, ВХІ.
57. Раскопки С. В. Киселева 1948—1949 гг.
58. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 28.
59. А. Ф. Медведев. Указ. соч., стр. 77, тип 70; Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 27—28, тип ВХІ.
60. А. Ф. Медведев. Указ. соч., стр. 78, тип 72; Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 27—28, тип ВХІІІ.
61. С. В. Киселев. Древнемонгольские города. М., 1965, стр. 192—193, рис. 108,5.
62. Н. И. Веселовский. Раскопки в Кубанской обл. в 1896 т;. OAK за 1896 г., рис. 158.
63. См.: Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 13, 16, типы EI и ДІ.
64. См.: Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 18, тип IV.
65. Там же, стр. 39—40, тип VI.
66. Там же, стр. 16, 18, 39, 40.
67. Там же, стр. 116.
68. А. Г. Мухамадиев, Г. А. Федоров-Давыдов. Раскопки богатой усадьбы в Новом Сарае. СА, 1970, № 3, стр. 155—156.
69. АИА, № 1910, стр. 16.
70. Там же, № 2183, стр. 14.
71. А. Ф. Медведев. Указ. соч., стр. 43, № 42.
72. А. П. Окладников. Указ. соч., стр. 72.

-160-

Таблица XIV. Обкладки колчанов
№ 61 — Белореченская, 2; № 65 — Кужарская, 5; № 66 - Мысхако, погребение; № 67 — Верхний Джулат, культурный слой; № 68 Мертвецовский, 2; № 69 — Худай-Берген, погребение LIV(4); № 70 — Шах-тау, погребение

-161-

Таблица XV. Обкладки колчанов
№ 78 — Минск, культурный слой; № 79 — Мстиславль, культурный слой

-162-

Таблица XVI. Обкладки колчанов и рукояти меча
№ 71 — Тасмола IV, 1; № 73—75 — Барбашинский и Панжийский могильники, погребения; № 76 — Унгинское городище, культурный слой; № 77— Друцк, культурный слой; № 81 — Пронск, культурный слой; № 82 — Новгород, культурный слой; № 83 Воронежская область; № 84 — место находки неизвестно; I — костяная обкладка рукояти меча. Старица, погребение

-163-

VII

Сведение всех известных нам находок колчанов с резными костяными обкладками дает возможность представить их топографическое распространение на территории степей (рис. 2).
Распределение находок на огромной территории от Днестра до Центрального Казахстана неравномерно. Наибольшее их число, почти половина, приходится на Нижнее Поволжье (№ 1—35). В этом районе степей шесть обкладок колчанов зафиксировано в культурном слое городищ золотоордынского времени (№ 30—35), но основная масса колчанов поволжской группы происходит из погребений кочевников XIII—XIV вв. (№ 1—29). Интересно, что находки из погребений локализуются вокруг таких крупных городских центров, как Новый и Старый Сарай, Увек и др. В Увеке обкладки колчанов найдены дважды.
На западе значительное число находок концентрируется в тираспольском течении Днестра, в районе золотоордынских городов Нового Орхея и Костешты (№ 47—60). В Молдавии все колчаны с обкладками найдены в погребениях кочевников XIII—XIV вв.
Таким образом, больше половины всех колчанов с обкладками приходится на районы, расположенные вокруг центров с развитым ремеслом и торговлей ⁷³.
Четыре колчана с орнаментированными накладками зафиксировано в нижнем течении Дона и Северского Донца (№ 36, 37, 38, 39), пять — в нижнем течении Днепра (№ 40—44) и один в низовьях Южного Буга (№ 45); все в погребениях золотоордынского периода. В Поросье, где, по мнению Г. А. Федорова-Давыдова, обнаружено довольно много погребений этого времени, могилы с накладками неизвестны ⁷⁴. В Крыму такой колчан встречен только один раз, в кургане близ г. Симферополя, по соседству с крупным торгово-ремесленным центром — Судаком (№ 46).
На Северном Кавказе шесть колчанов с резными обкладками происходят из курганов кочевников-тюрок XIII—XIV вв. и сходных с ними адыго-черкесских курганов XIV—XV вв. (белореченского типа) (№ 61—67). Одна из кавказских пластин найдена в заполнении здания на золотоордынском городище, которое связывают с известным по летописям асским городом Дедяковым (№ 67) ⁷⁵.
К востоку от Волги резные обкладки колчанов зарегистрированы в трех погребениях кочевников XIII—XIV вв. в Южном Приуралье
(№ 68—70). Восточной границей распространения колчанов с костяными обкладками является Центральнай Казахстан, где подобный колчан найден в погребении начала XIV в. (№71).
Аналогичные и одновременные кочевническим накладкам предметы найдены на курыканском городище в Приангарье (№ 76), в мордовских курганах (№ 73—75) и на славянских городищах (№ 77—82). Характерно, что обкладки колчанов из грунтовых могильников местного финно-угорского населения дважды обнаружены в районе золотоордынского города Мохши, а обкладки из культурного слоя белорусских городов образуют отдельную группу. Отдельные находки зафиксированы в Новгороде, Пронске и в Воронежской области (№81—83).
Заметим, что карта, возможно, не отражает действительного распространения колчанов данного типа, хотя бы в силу неравномерности археологического исследования названных районов и незначительности материалов, которыми мы располагаем. И все же картографирование позволяет сделать некоторые выводы.
При рассмотрении топографии колчанов с орнаментированными обкладками в рамках золотоордынского периода оказалось, что они происходят с наиболее заселенных территорий степи и что ареал этих колчанов в основном совпадает с картиной расселения кочевых племен в XIII-XIV вв. ⁷⁶
Основным населением степных районов Восточной Европы в этот период были половцы, а остаточное печенежско-торческое население и монголы составляли лишь незначительную долю ⁷⁷. Обитание половцев как основной массы населения Дешт-и-Кыпчак документировано письменными источниками XIII—XIV вв. ⁷⁸ Археологический материал также свидетельствует о том, что значительная часть кочевых племен осталась на местах своих кочевий, несмотря на перемещения отдельных кочевых групп, вызванное нашествием Монголов.
Увеличение населения поволжских степей происходит за счет переселения сюда части поросских черноклобуцких племен и племен, пришлых с востока, однако доля погребений с половецким обрядом среди других погребений Поволжья довольно велика ⁷⁹. Значительная

--------------
73. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 209—216.
74. Там же, стр. 154, рис. 22.
75. М. Г. Сафаргалиев. Где находится золотоордынский город Дедяково? —«Ученые записки Мордовского пединститута им. Полетаева», вып. 4. Саранск, 1956.
76. См. карту (рис. 2) и карту 22 па стр. 154 в указ. соч. Г. А. Федорова-Давыдова.
77. Сообщение ал-Омари см.: В. Г. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. 1. СПб., 1884, стр. 235; см. Также: В. В. Бартолъд. История культурной жизни Туркестана. Л., 1927, стр. 86; А. Ю. Якубовский. Золотая Орда. М., 1937, стр. 48—49; Г. А. Федоров-Давыдов, Указ. соч., стр. 158.
78. См.: Г. А. Федоров-Давыдов. Укаа. соч., стр. 149—150; 231-232.
79. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 151, табл. 17.

-164-

Таблица XVII. Обкладки краев колчана

-165-

Таблица XVIII. Петли колчанов с разными обкладками

Таблица XIX. Реконструкция колчанов
а — схема № 1; б — схема № 2; в — схема № 3

-166-

масса населения золотоордынских городов Поволжья также была кыпчакской ⁸⁰. Волжская группа памятников продолжается на востоке до Урала. В районах самарского течения Днепра, нижнего течения Дона и Северского Донца в домонгольское время обитали известные объединения половцев и были сосредоточены половецкие вежи ⁸¹. В золотоордынекий период в этих районах доля погребений с восточной ориентировкой (один из признаков половецкого обряда) значительно больше доли погребений с ориентировкой на запад, а удельный вес всех погребений в целом существенно не изменяется до сравнению с домонгольским периодом ⁸². Следовательно, крупных переселений кочевых племен в эти области не было и население их осталось прежним.
Известны кыпчаки в степях Предкавказья и в равнинных: районах центральной части Северного Кавказа ⁸³. Территория северокавказских половцев между Кубанью и Манычем, прорезанная реками Кумой, Калаусом, Большим и Малым Егорлыком, являлась непосредственным продолжением придонских, придонецких и приднепровских районов Дешт-и-Кыпчак. Вклинившиеся в адыгские памятники кыпчакские погребения свидетельствуют о проникновении тюрок-половцев в среду местных оседлых племен ⁸⁴. В низовьях Кубани у половцев был распространен обычай коллективных погребений и погребений в ящиках из каменных плит ⁸⁵.
Молдавские находки приходятся на юго-западные районы обитания лукоморских половцев ⁸⁶. Археологическим доказательством расселения половцев в Поднестровье в XIII—XIV вв. является обычай погребения с отдельной ямой для коня ⁸⁷, но в этот же период отмечено продвижение кочевников из Поросья в тираспольское течение Днестра ⁸⁸.

VIII

Для выяснения вопроса о том, какой народ мог оставить эти удивительные изящные изделия, свидетельствующие о высоком художественном мастерстве и вкусе их производителей и владельцев, необходимо связать топографию таких колчанов с типами погребений, в которых они найдены.
Как правило, колчаны с орнаментированными накладками происходят из погребений в курганных могильниках. Курганы имеют простые земляные насыпи, но встречаются и насыпи, насыщенные камнем (№ 24, 25), и насыпи с каменными выкладками (№ 40, 66, 69). Внутри насыпей и в могилах сохраняются остатки ритуальной пищи и следы захоронения различных животных (№ 2, 12, 13, 17, 21, 22, 25, 38, 39, 40, 45, 71).
Чаще всего погребения совершались в простых грунтовых ямах прямоугольной формы, ориентированных в широтном направлении. Костяки вытянуты на спине, головой на восток (№ 11, 12, 17, 18, 22, 26, 38, 42, 46, 51) или на запад (№ 3, 7, 10, 25, 27, 28, 45, 48, 49, 50, 52, 63, 64, 70) с годичными отклонениями, редко — на север (№ 69, 71). Покойников хоронили в ладье (№ 45), в гробах (№ 8, 14, 21, 22, 26, 49—53, 63, 64), обкладывали бревнами (№ 58) или клали на подстилку из травы и войлока, а сверху прикрывали берестой (№ 25).
Отдельные ямы имели уступы вдоль длинных сторон для поперечного перекрытия, следы которого сохранились в нескольких погребениях (№ 2, 8, 9, И, 13, 24, 28, 38, 40, 45, 58, 69). В одной из могил перекрытие заменяло сооружение в виде ящика без дна, сделанное непосредственно над погребением (№ 71).
Среди могил с накладками есть и подбойные погребения (№ 2, 8, 21, 24, 28), и могила особой конструкции, где перпендикулярно оси камеры к ней идет длинный подземный дромос, обрывающийся квадратной входной ямой и заложенный кирпичами (№ 9). В числе погребений с накладками встречены захоронения с конем или частями коня в одной яме (№ 21, 24, 47, 62) и в отдельной яме (№ 3, 5, 8, 28, 53, 56), но число могил без коня значительно больше. Известны также одновременное коллективное захоронение в одной яме (№ 52), единовременно вооруженные рядом друг с другом могилы (№ 53) и коллективное погребение в каменном ящике с последовательным захоронением (№ 66).
Подвижность кочевого населения привела к смешению различных типов погребений но, безусловно, ряд типов можно связать с этнически определенными группами кочевников.
Поскольку половцы являлись основным населением восточнорусских степей в золотоордынский

--------------
80. Там же, стр. 206—208.
81. К. В. Кудряшов. Половецкая степь. М., 1948, стр. 132—134; Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 226.
82. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 151, табл. 17; стр. 152, табл. 18.
83. К. В. Кудряшов. Указ. соч., стр. 137; 3. В. Анчабадзе. Кыпчаки Северного Кавказа по данным грузинских летописей. Материалы сессии по проблеме происхождения балкарского и карачаевского народов. Нальчик, 1960, стр. 119; А. А. Иессен. Археологические памятники Кабардино-Балкарии. МИА, № 3, 1941, стр. 30; Т. М. Минаева. К вопросу о половцах на Ставрополье. Материалы по изучению Ставропольского края, вып. 11. Ставрополь, 1964, стр. 171— 191; В. Г. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. 2. М., 1941, стр. 32—33.
84. «Очерки истории Адыгеи». Майкоп, 1957, стр. 103.
85. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч.. стр. 161.
86. Там же, стр. 147, 226.
87. Там же, стр. 161.
88. Там же, стр. 153.

-167-

период, постольку очевидно, что большой процент колчанов с орнаментированными накладками должен происходить из погребений с половецким обрядом. Действительно, если характерными признаками половецкого обряда погребения признать восточную ориентировку погребенного, наличие камня в насыпи и обряд захоронения с погребенным целого коня или коня в отдельной яме ⁸⁹, то 21 погребение из 37, обряд которых известен, должно быть определено как половецкое (№ 2, 3, 5, 3, 17, 21, 24, 25, 26, 28, 38, 42, 46, 49, 51, 53, 56, 58, 62, 66, 71).
Но в целом ряде этих половецких погребений прослеживаются черты, которые, по мнению Г. А. Федорова-Давыдова, связаны с пришлыми с востока племенами, быстро утратившими свои этнические признаки ⁹⁰. Это могилы с подбоями (№ 2, 8, 21, 24, 28, 69), с северной ориентировкой погребенного (№ 24, 68, 69, 72) и каменными выкладками (№ 38, 66, 69). В чистом виде погребения с названными чертами составляют незначительную долю среди массы обычных половецких погребений ⁹¹.
Колчан с резными костяными обкладками найден также в типичной печенежско-торческой могиле, с костяком человека, обращенного головой на запад, и частями коня, разложенными в анатомическом порядке (№ 47).
Довольно часто такие колчаны находят в погребениях с простой ямой, без костей коня, с костяком человека, ориентированным головой на запад (№ 7, 10, 25, 27, 48, 52, 61, 63, 64, 70) или на восток (№ 11, 12, 17, 18, 22, 26, 38, 42, 46, 51). Эти могилы имеют широкое распространение и превалируют среди других типов погребений золотоордынского периода на всей территории юга Восточной Европы ⁹².
Очевидно, частота попадания орнаментированных накладок в погребения отдельных типов соответствует их распределению на территории степей.
Таблица 1 показывает распределение могил с резными обкладками колчанов по типам. Классификация погребений дана нами на основе классификации типов всех позднекочевнических погребений, разработанной Г. А. Федоровым-Давыдовым ⁹³.
Если бы колчаны с резными обкладками принадлежали только половцам, то и состав погребений с такими колчанами по типам отличался
бы от состава всех золотоордынских по времени погребений. Но могилы с колчанами, украшенными резными костяными пластинами, не выделяются какими-либо специфическими признаками обряда погребений и дают примерно такое же распределение по типам, как и все погребения золотоордынского периода.
Поскольку исследуемые колчаны безразличны к этнической характеристике степи и распределяются в соответствии с распределением кочевого населения, естественно предположить, что они употреблялись не только половцами, но и всеми племенами степняков, попавших в зависимость от монгольских ханов.

Мы выяснили, что колчаны с резными обкладками появились в степи только в XIII— XIV вв., с приходом монголов, и употреблялись всеми племенами кочевников, обитавших на огромной

Таблица 1
Распределение могил с разными обкладками колчанов по типам

Типы погребений	Всего золотоордынских погребений этих типов *	Погребения с обкладками	Количество
АІ	80	1, 7, 10, 25, 27, 48, 52, 61, 63, 64, 70	11
АII	2	4	1
AIV	7	13, 45, 50, 53	4
AVIII	2	66	1
БІІ	10	47	1
БІІІ	3	14	1
BVI	1	21	1
БХIІІ	6	62	1
БХХІ	8	49	1
BXXIV	1	8	1
ВІ	33	11, 12, 17, 18, 22, 26, 38, 42, 46, 5x	10
BIV	2	58	1
BV	1	2	1
ДI	13	36, 71	2
ДІІІ	1	69	1
ДIV	2	68	1
ИІ	—	3	1
BXIV + BXVI?	2+1	28	1

* Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 151, табд. 17.

--------------
89. См.: Л. П. Зяблин. Археологические памятники..., стр. 10—11; С. А. Плетнева. Указ. соч., стр. 172; Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 145.
90. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 157—158.
91. Там же.
92. Там же, стр. 151, табл. 17; типы АІ и ВІ.
93. Там же, стр. 124—128.

-168-

территории от Днестра до Центрального Казахстана.
Появление серии одинаковых в техническом и стилистическом отношениях пластин на столь большой территорий свидетельствует не только об изготовлении их в одной среде, но и о существовании ремесленных производств, работающих на рынок.
Наряду с находками в погребениях поздних кочевников, обкладки колчанов несколько раз зафиксированы в культурном слое золотоордынских городов, следовательно, либо они являются городским импортом в степь, либо их изготовляли сами кочевники.
Но последний вариант исключается, так как кочевой характер быта степняков сказался в почти полном отсутствии ремесел. «Ремесло» кочевников было исключительно домашним, рассчитанным только на удовлетворение собственных нужд ⁹⁴. Они свозили сырье в города, получая взамен ремесленную продукцию, что особенно характерно для второй половины XIII—XIV в. ⁹⁵ Кроме того, домашнее производство не могло бы создать столь единого типа художественных изделий.
Остается предположить, что резные обкладки колчанов изготовлялись для степных воинов в золотоордынских городах.
Действительно, такие колчаны не встречаются в более ранних погребальных комплексах кочевников. При рассмотрении топографии орнаментированных обкладок выяснилось, что основное их число происходит из Поволжья и Молдавии, т. е. из районов, где монеты регистрируют наибольшее развитие ремесла и торговли в XIII—XIV вв., и что основная масса поволжских находок локализуется вокруг крупных городских центров.
В Молдавии колчаны с орнаментированными обкладками найдены либо в аристократических погребениях I разряда, либо в тех могилах II разряда, которые отличаются особым разнообразием и богатством инвентаря. В Поволжье такие колчаны встречаются в массе рядовых погребений. Это говорит о том, что в связи с удаленностью Поднестровья от центра производства колчанов с резными обкладками в этом районе степи они были доступны в основном богатым воинам. Если вспомнить, что почти половина всех колчанов с обкладками, и притом наиболее интересные из них, найдены в Поволжье, то центр изготовления этих предметов нужно искать именно в поволжских золотоордынских городах, значительная масса населения которых была кипчакской ⁹⁶.
Проникновение кочевнического элемента в среду горожан, а также находки целого ряда предметов как в погребениях кочевников, так и в золотоордынских городах, предполагают наличие товарообмена между кочевой степью и городскими центрами Орды. Через территории, занятые кочевниками, пролегали важнейшие торговые пути ⁹⁷, поэтому естественно, что половцы становятся не только посредниками в товарообмене города и степи, но и сами постепенно вовлекаются в товарно-денежные отношения, о чем свидетельствуют одновременные находки в их погребениях колчанов, украшенных резными обкладками, с монетами и привозными тканями. Проникновение монет в кочевническую среду в XIII—XIV вв. отмечено именно в те районы, где встречены колчаны с резными обкладками (Поволжье, Поднестровье, Северный Кавказ, Нижнее Поднепровье), и не зафиксировано в Поросье, где таких колчанов нет ⁹⁸.
Несмотря на резкое различим культур кочевой половецкой степи и части кыпчакского населения золотоордынских городов, могло существовать и безусловно существовало общее для них культурное наследие, общие черты художественного творчества. Именно эти, общие для всех тюрков, мотивы художественного творчества и могли быть отражены городскими художниками в соответствии со вкусами степняка-заказчика. Резьба костяных обкладок колчанов так мало общего имеет с другими видами золотоордынского прикладного искусства именно потому, что городские художники работали, в данном случае, на степь. С другой стороны, искусство кочевой степи превратилось в одно из слагаемых своеобразной синкретической городской культуры Золотой Орды. Вот почему резные обкладки колчанов обнаруживают влияние художественных традиций Кавказа и Волжской Болгарии, тюрков Алтая, Сибири и Средней Азии и собственно монголов.

--------------
94. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 197—198.
95. А. Ю. Якубовский. К вопросу о происхождении ремесленной промышленности Сарая-Берке. ИГАИМК, т. 8, вып. 2-3,1931, стр. 11.
96. Г. А. Федоров-Давыдов. Указ. соч., стр. 204, 208.
97. Там же, стр. 203.
98. Там же, стр. 216.

-169-

ПРИЛОЖЕНИЕ
Каталог колчанов с резными костяными обкладками XIII—XIV вв.

№№ по каталогу	Таблица	Место находки, публикации и хранения
1	I	Поволжье Аткарск, Саратовская обл., погребение 18. Раскопки В. Н. Глазова 1909 г. В. Н. Глазов, 1909, стр. 94; Г. А. Федоров-Давыдов, 1966, стр. 30, рис. 4, 7, 9. СКМ. № 494.
2	II	Балкин хутор, Астраханская обл., курган 1. АЛОИА, ф. 35, oп. 1, 1962, № 19, л. 65; В. П. Шилов, 1962 г. АКМ (экспозиция).
3	—	Барановский могильник, Астраханская обл., курган 1. Раскопки Е. В. Шнадштейн 1970 г. Е. В. Шнадштейн, 1971, стр. 167. АКМ.
4	II	Бахтияровка, Волгоградская обл., курган 15. АИА, № 3800, стр. 12, чертеж 34, фото 8, рис. 14—15; И. П. Лисицин, 1967 г. ВКМ (экспозиция).
5	I	I Бережновский могильник, Волгоградская обл., курган 42. АИА, № 684, стр. 71—72; № 685, рис. 170; И. В. Синицын, 1952 г. И. В. Синицын, 1959, стр. 103. СКМ, № 2004.
6	I	I Бережновский могильник, Волгоградская обл., курган 45/2. АИА, № 684, стр. 73; № 685, рис. 171; № 672, л. 27. И. В. Синицын, 1952 г. И. В. Синицын, 1959, стр. 103—104, рис. 31, 1; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 45, прилож. 4, № 13. СКМ, № 2006.
7	III	Бережновский могильник, Волгоградская обл., курган 49. АИА, № 684, стр. 75—76; № 685, рис. 172—173; № 672, л. 27. И. В. Синицын, 1952 г. И. В. Синицын, 1959, стр. 104—105, рис. 31, 2; рис. 32; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 45, прилож. 4, № 14. СКМ, № 2010.
8	III	Бережновский могильник, Волгоградская обл., курган 5. АИА, № 684, стр. 112—113; № 685, рис. 277; № 672, л. 28. И. В. Синицын, 1952 г. И. В. Синицын, 1954, стр. 93, рис. 38; он же, 1959, стр. 124, рис. 41; стр. 125; стр. 127, рис. 42; стр. 204—205; И. В. Синицын, Е. И. Крупное, 1954, стр. 91—92; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 45, прилож. 4, № 17. СКМ, № 2039.
9	IV	Верхнее Погромное, Волгоградская обл., курган 8. АИА, № 1563, л. 42—45; № 1564, табл. XX—XXIII. В. П. Шилов, 1967 г. ВКМ, № (5751/116)
10	III	Гусевка, Волгоградская обл., курган 1. Раскопки Н. Е. Макаренко и П. П. Грекова. ЗРАО, вып. XI, 1-2, 1899, стр. 312. ГЭ, № 847/1—3.
11	V	Жутово, Астраханская обл., курган 14/1. АИА, № 3156, стр. 66—67; № 3156а, рис. 91—95. В. П. Шилов, 1964 г. Временно хранится в ЛОИА, № 279 (Ж-64/14-1)
12	III	Крутояровка, Саратовская обл., курган 1. Раскопки Е. К. Максимова 1969 г. СКМ.
13	V	Ленинск, Волгоградская обл., курган 9/1. АИА, № 2750, стр. 56; № 2750а, рис. 112—115. Л. Я. Маловицкая, 1963 г. ВКМ, № 6132/3.
14	VI	Молчановка, Волгоградская обл., курган 2. АИА, № 1196, стр. 81, рис. 141—143. И. В. Синицын, 1955 г. И. В. Синицын, 1960, стр. 128—129, рис. 47, 9; Ф. Медведев, 1966, стр. 45, прилож. 4, № 24. СКМ, № 2325.
15	VI	Нижнее Поволжье, погребение. Верхнее Погромное, курган 16 (?). Раскопки П. Шилова 1957 г. Хранится в ЛОИА (без паспорта).
16	—	Никольское, Астраханская обл., курган 22/1. АИА, № 3429, стр. 35—36. Л. Я. Маловицкая, 1965 г. Хранится в ЛОИА (без паспорта).

-170-

ПРИЛОЖЕНИЕ (продолжение)

№№ по каталогу	Таблица	Место находки, публикации и хранения
17	VI	Новоникольское I, Волгоградская обл., курган 2. АИА, № 701, стр. 97; АЛОИА, ф. 35, on. 1, 1952, № 120. В. П. Шилов, 1952 г. Временно хранится в ЛОИА, № 832—842.
18	VII	Новоникольское I, Волгоградская обл., курган 4/1. Раскопки В. П. Шилова 1954 г. Временно хранится в ЛОИА, № 77 (Н-54/4-1)
19	VI	Новоникольское I, Волгоградская обл.. курган 6/1. Раскопки В. П. Шилова 1951 г. Временно хранится в ЛОИА, № 175 (Н-54/6-1)
20	VII	Новоникольское 1, Волгоградская обл., курган 8/1. Раскопки В. П. Шилова 1954 г. Временно хранится в ЛОИА, № 178—180 (Н-54/8-1)
21	VIII	Политотдельское, Волгоградская обл., курган 2/7. АИА, № 681, стр. 10—14; № 682, рис. 34—35. К. Ф. Смирнов, 1952 г. К. Ф. Смирнов, 1959, стр. 232—233, рис. 12, 7; стр. 322; он же, 1954, стр. 73—74, рис. 25, 2; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 46, прилож. 4, № 28.
22	VIII	Сидоры, Волгоградская обл., курган 14/1. АИА, № 1976, стр. 41—42; № 1976а, табл. XXXII— XXXIII. В. П. Шилов, 1959 г. ВКМ (экспозиция).
23	—	Слобода Рудня, Саратовская обл., погребение. А. Кушева-Грозевская, 1928, стр. 18. СКМ, № 485 (не сохранились).
24	IX	Терновка, Саратовская обл., курган 1. Раскопки Ф. В. Баллода 1920 г. Ф. В. Баллод, 1923, стр. 60, табл. 12, 3. СКМ, № 488/6.
25	IX	Усть-Курдюм, Саратовская обл., курган 1. Раскопки Е. К. Максимова 1963 г. СКМ, № 2663.
26	IX	Усть-Курдюм, Саратовская обл., курган 11. Раскопки И. В. Синицына 1963 г. СКМ, № 2578.
27	IX	Царевский могильник, Волгоградская обл., курган 10. АИА, № 4456, стр. 35; № 4456а, рис. 37, 2; 39, 2; 40, 5; 35, 3; 31, 2; 33, 4, 5. В. И. Мамонтов, 1971 г. И. Мамонтов, 1972, стр. 215. ВКМ.
28	—	Элиста, Калмыцкая АССР, курган 19. АИА, № 3020, стр. 67; № 3020а, рис. 151. И. В. Синицын, 1964 г. И. В. Синицын, У. Э. Эрдниев, 1971, стр. 86—87; стр. 54, рис. 51.
29	—	г. Энгельс, Саратовская обл., погребение. А. Ф. Медведев, 1966, стр. 44, прилож. 3, № 58. Музей г. Энгельса, № Д-40.
30	IX	Водянское городище (Бельджамен), Волгоградская обл., культурный слой. Б. В. Зайковский, 1912 г., подъемный материал. СКМ, № 735.
31	IX	Наровчат (Мохша), Мордовская АССР, культурный слой. АИА, № 1910, стр. 16. А. Е. Алихова, 1959 г.
32	X	Селитренное городище (Сарай-Бату), Астраханская обл., культурный слой, подъемный материал. ГЭ, зал 146, витрина 1.
33	X	Увек, Саратовская обл., культурный слой, подъемный материал, 1913 г. СКМ, № 2496/3.
34	X	Увек, Саратовская обл., культурный слой. ГИМ (без паспорта).
35	X	Царевское городище (Сарай-Берке), Волгоградская обл., культурный слой. АИА, № 3533, рис. 34, 5. Г. А. Федоров-Давыдов, 1967 г. А. Г. Мухамадиев, Г. А. Федоров-Давыдов, 1970, стр. 155—156 рис 6, 6. ВКМ.

-171-

ПРИЛОЖЕНИЕ (продолжение)

№№ по каталогу	Таблица	Место находки, публикации и хранения
36	—	Подонье Каменная Балка, Ростовская обл., погребение 1. Раскопки М. Д. Гвоздовер 1958—1959 гг. С. А. Плетнева, 1962, стр. 133. (Не сохранились).
37	X	Усть-Быстрянская, Ростовская обл., погребение, случайная находка 1904 г. X. И. Попов. Каталог Новочеркасского музея, стр. 218; Л. В. Алексеев, 1962, стр. 202, рис. 4, 2.
38	XI	Северский Донец, Пески, курган 22. Раскопки В. А. Городцова 1903 г. А. Городцое, 1907, стр. 271—272, рис. 71; стр. 273, 342, рис. 90; С. А. Плетнева, 1958, стр. 184, рис. 17, 5; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 46, прилож. 4, № 43. ГИМ, № 42836.
39	XII	Ясиноватая, Донецкая обл., погребение. А. Плетнева, 1958, стр. 184, рис. 17, 4; Л. В. Алексеев, 1962, стр. 202, рис. 4, 5, 8.
40	XI	Поднепровье Вороная, Днепропетровская обл., курган 3. Раскопки Д. Я. Самоквасова, 1884 г. Д. Я. Самоквасов, 1908, стр. 240—241; он же, 1892, стр. 88; С. А. Плетнева, 1958, стр. 184, рис. 17, 1, 6, 8. ГИМ, № 76990.
41	XIII	Григорьевна, Днепропетровская обл., погребение. Раскопки Д. И. Эварницкого. Д. И. Эварницкий, 1905, стр. 56, № 348; С. А. Плетнева, 1958, стр. 184, рис. 72, 2, 3, 7; Л. В. Алексеев, 1962, стр. 202, рис. 4, 3. Новочеркасский краеведческий музей.
42	XII	Каменский могильник, Запорожская обл., погребение 82. Э. А. Сымонович, 1956, стр. 104, рис. 36; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 46, прилож. 4, № 31.
43	—	Кичкасы, Запорожская обл., курган 27. Ф. ВУАК-Днепропетровск, д. 80, л. 5. Раскопки Д. И. Эварницкого и П. И. Смоличева 1930 г.
44	—	Левобережье Днепра, Днепропетровская обл., погребение. Д. И. Эварницкий, 1907, стр. 115.
45	XIII	Побужье Ковалевка, Николаевская обл., курган 6(1), IV группа. АИА АН УССР, № 197/33, стр. 47, табл. LI, 2. Г. Т. Ковпаненко, Г. Евдокимов, 1971 г.
46	—	Крым Крымская обл., курган в 4 км к северо-западу от г. Симферополя. АЛОИА, ф. 5 (архив А. А. Спицына), № 340, л. 37. Ю. А. Кулаковский, 1898, стр. 22.
47	—	Молдавия Красногорка, Тираспольский р-н, курган 203/4. АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1898, д. 10, л. 91, 92. И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1898 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 31. ХМ (не сохранились).
48	XIII	Парканы, Тираспольский р-н, курган 180 (2). АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1898, д. 10, л. 7—13, фото 2. И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1898 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 29—30, табл. XXIII, 7—15, 17—21: Г. А. Федоров- Давыдов, 1966, стр. 30, рис. 4, 2. ХМ (не сохранились).
49	—	Парканы, Тираспольский р-н, курган 358. АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1899, д. 23, л. 128. И. Я. Стемпковский, 1900 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 29—30, рис. 7—8, табл. XXIII, 9. ХМ, № 5742 (не сохранились).
50	XIII	Суклея, Тираспольский р-н, курган 314. АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1905, д. 15, л. 79, И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1900 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 20—21; табл. XXIII, 16. ХМ (не сохранились).
51	—	Суклея, Тираспольский р-н, курган 326. АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1905, д. 15, л. 91. И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1900 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 20—21, рис. 3. ХМ (не сохранились).

-172-

ПРИЛОЖЕНИЕ (продолжение)

№№ по каталогу	Таблица	Место находки, публикации и хранения
52	—	Суклеи, Тираспольский р-н, курган 337. АЛОИА, ф. I; ДАК, 1905, д. 15, л. 104. И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1900 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 20—21. ХМ (не сохранились).
53	—	Терповка, Тираспольский р-н, курган 65. АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1897, д. 62. И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1896 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 25. ХМ (не сохранились).
54	—	Терповка, Тираспольский р-н, курган 67. АЛОИА, ф. 1; ДАК 1897, д. 62. И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1896 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 25. ХМ (не сохранились).
55	XIII	Терповка, Тираспольский р-н, курган 179(6). АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1897. д. 62, л. 28—31. И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1897 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 25. ХМ (не сохранились).
56	—	Терповка, Тираспольский р-н, курган 350а. АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1899, д. 23, л. 119—120. И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1899 г. И. Ф. Фабрициус, 1951, стр. 25.
57	—	Тирасполь, Тираспольский р-н, курган 10. АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1897, д. 62. И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1896 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 23—24. ХМ (не сохранились).
58	—	Тирасноль, Тираспольский р-н, курган 13. АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1895, д. 214, л. 39, 75, И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1896 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 23, 24. ХМ (не сохранились).
59	—	Тирасполь, Тираспольский р-н, курган 54. АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1898, д. 10. И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1898 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 23—24. ХМ (не сохранились).
60	—	Тирасполь, Тираспольский р-н, курган 58. АЛОИА, ф. 1; ДАК, 1898, д. 10. И. Я. и Л. С. Стемпковские, 1898 г. И. В. Фабрициус, 1951, стр. 23—24. ХМ (не сохранились).
61	XIV	Кавказ Белореченская, Краснодарский край, курган 2. Раскопки Н. И. Веселовского 1907 г. Н. И. Веселовский, 1907, стр. 86; В. П. Левашова, 1953, стр. 178, рис. 179, 11—14. РИМ, № 48479.
62	—	Константиновка, Ставропольский край, курган 8. Раскопки Д. Я. Самоквасова 1882 г. Д. Я. Самоквасов, 1908, стр. 250; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 47, прилож. 4, № 53. ГИМ, № 76990 (не сохранились).
63	—	Константиновка, Ставропольский край, курган 9. Раскопки Д. Я. Самоквасова 1882 г. Д. Я. Самоквасов, 1908, стр. 250; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 47, прилож. 4, № 54. ГИМ, № 76990 (не сохранились).
64	—	Константиновка, Пятигорский округ, курган 10. Раскопки Д. Я. Самоквасова 1882 г. Д. Я. Самоквасов, 1908, стр.250; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 47, прилож. 4, № 55. ГИМ, № 76990 (не сохранились).
65	XIV	Кужарская, Кубанская обл., курган 5. Раскопки Н. И. Веселовского 1905 г. Н. И. Веселовский, 1905, стр. 70; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 44, прилож. 3, № 60. ГИМ, № 48479.
66	XIV	Мысхако, Новороссийский округ, погребение. В. Сивов, 1889, стр. 71—74, табл. X. ГИМ, № 80135.
67	XIV	Верхний Джулат, Северная Осетия, культурный слой. АИА, № 2183, стр. 14. рис. 70. В. А. Кузнецов, 1960 г.

-173-

ПРИЛОЖЕНИЕ (окончание)

№№ по каталогу	Таблица	Место находки, публикации и хранения
68	XIV	Урал Мертвецовский, Оренбургская обл., курган 2. Раскопки Р. Д. Нефедова 1887—1888 гг. Р. Д. Нефедов, 1889, стр. 126. табл. 2. ГЭ, Л: 933, 949.
69	XIV	Худай-Берген, Оренбургская обл., погребение LIV (4). Раскопки Б. Н. Гракова 1934 г. В. Н. Граков, 1935, стр. 102, рис. 67, 2.
70	XIV	Шах-Тау, Башкирия, погребение. В. Д. Викторова, 1962, стр. 169, рис. 73; Л. Ф. Медведев, 1966, стр. 44, прилож. З, № 62. Музей г. Стерлитамака.
71	XVI	******* Тасмола IV, курган 2. Центральный Казахстан. М. К. Кадырбаев, Р. 3. Вурнашева, 1970, стр. 42—53, рис. 1—3. Какуджур, Киргизия.
72	—	С. В. Иванов, 1954, рис. 310. Музей АН Киргизской ССР. Коллекция А. Кибирова.
73	XVI	Барбашинский могильник, Куйбышевская обл., курган 66. Раскопки А. С. Башкирова 1921 г. М. Ф. Жиганов, 1959, стр. 154—155, рис. 64. ККМ, № 17/423—425.
74	XVI	Барбашинский могильник, Куйбышевская обл., курган 67. Раскопки А. С. Башкирова 1921 г. М. Ф. Жиганов, 1959, стр. 154—155, рис. 64. ККМ, № 17/466.
75	XVI	Паньжинский могильник, Мордовская АССР, погребение. Раскопки П. Д. Степанова 1940 г. М. Ф. Жиганов, 1959, стр. 153—151, рис. 64. МКМ.
76	XVI	Унгинское городище, Приангарье, культурный слой. Раскопки Е. Р. Седякиной 1959 г. А. П. Окладников, 1959 г
77	XVI	Друцк, Белоруссия, культурный слой. Л. В. Алексеев, 1962, стр. 204, рис. 6, 2—4.
78	XV	Минск, Белоруссия, культурный слой. «История БССР», т. I. Минск, 1954, стр. 48; Л. В. Алексеев, 1962, стр. 204, рис. 6, 1. Ин-т истории БССР № 2610/366.
79	XV	Мстиславль, Белоруссия, культурный слой. Л. В. Алексеев, 1962, стр. 198, рис. 1; он же, 1971, стр. 29; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 44, прилож. 3, № 57.
80	—	Новогрудок, Белоруссия, культурный слой. Раскопки Ф. Д. Гуревич 1957 г. А. Ф. Медведев, 1966, стр. 43, прилож. 3, № 42.
81	XVI	Пронск, Рязанская обл., культурный слой. А. Л. Монгайт, 1961, стр. 211, рис. 90/9; Л. В. Алексеев, 1962, стр. 200, рис. 3; А. Ф. Медведев, 1966, стр. 43, прилож. 3, № 17.
82	XVI	Новгород, культурный слой. АИА, № 278, стр. 60, № 18. А. В. Арциховский, 1948 г. ГИМ, № 82582.
83	XVI	Воронежская обл., случайная находка. АЛОИА, ф. 5, № 340, л. 8 (архив А. А. Спицына).
84	XVI	Место находки неизвестно. Дар МАО, 1908 г. ГИМ, № 44811.

-174-

ЛИТЕРАТУРА

Алексеев Л. В., 1962. Художественные изделия косторезов из древних городов Белоруссии.— СА, № 4.
Алексеев Л. В., 1971. Древний Мстиславль.— «Памятники истории и культуры Белоруссии», № 1. Минск.
Баллов Ф. В., 1923. Приволжские Помпеи. М.— Пг.
Веселовский Н. И., 1905. Отчет о раскопках в 1905 г.— OAK за 1905 г.
Веселовский Н. И., 1907. Раскопки на Кубани, — OAK за 1906 г.
Викторова В. Д., 1962. Материалы к археологической карте памятников эпохи железа в южной Башкирии.— «Вопросы археологии Урала», вып. 4. Свердловск.
Глазов В. П., 1909. Отчет о работах в 1909 г. — ИАК, приложение к № 32, СПб.
Городцов В. А., 1907. Результаты археологических исследований в Бахмутском уезде Екатеринославской губ. в 1903 г.— Труды XIII АС, т. I. М.
Граков Б. Н., 1935. Работы в районе проектируемой Южноуральской ГЭС.— Известия ГАИМК, вып. 110.
Жиганов М. Ф., 1959. Из истории ремесла, домашнего производства и торговых связей мордвы.— Сб. «Из дровней и средневековой истории мордовского народа». Саранск.
Иванов С. В., 1954. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX — начала XX в. М.
«История БССР», т. I. Минск, 1954.
Кадырбаев М. К., Бурнашева Р. 3., 1970. Погребение кыпчака первой половины XIV в. из могильника Тасмола.— Сб. «По следам древних культур Казахстана». Алма-Ата.
«Каталог Екатеринославского обл. музея им. А. Н. Поля», 1905. Екатерннославль.
Кулаковский Ю. А., 1898. Исследования профессора Ю. А. Кулаковского. — OAK за 1898 г.
Кушева-Грозевская А., 1928. Золотоордынские древности ГИМ из раскопок 1925—1926 гг. в Нижнем Поволжье. Саратов.
Левашова В. П., 1953. Белореченские курганы. — Труды ГИМ, вып. XXII. .
Макаренко Н. Е., Греков П. П., 1899. Материалы по доисторической археологии России. — ЗРАО, т. XI, вып. 1-2.
Медведев А. Ф., 1966. Ручное метательное оружие. — САИ, вып. Е1 — 36.
Мамонтов В. И., 1972. Исследования в Волгоградской области. — АО, 1971 г. М.
Монгайт А. Л., 1961. Рязанская земля. М.
Мухамадиев А. Г., Федоров-Давыдов Г. А., 1970. Раскопки богатой усадьбы в Новом Сарае. — СА, № 3.
Нефедов Р. Д., 1889. Журнал курганных раскопок 1887— 1888 гг. в Южном Приуралье. — МАВГР, т. 3. М.
Окладников А. П., 1959. Из прошлого Приангарья. — «Наука и жизнь», № 4.
Плетнева С. А., 1958. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях. — МИА, № 62.
Плетнева С. А., 1962. Половецкие погребения в урочище Каменная Балка. — Сб. «Археологические раскопки на Дону». Ростов-на-Дону.
Попов X. И. Каталог Новочеркасского музея (Б. г. и м.).
Самоквасов Д. Я., 1892. Основания хронологической классификации, описание и каталог коллекции древностей проф. Самоквасова. Варшава.
Самоквасов Д. Я., 1908. Могилы Русской земли. М.
Сизов В., 1889. Археологические экскурсии.— МАК, вып. II. М.
Синицын И. В., 1954. Археологические исследования Сталинградской экспедиции.— КСИИМК, вып. 55.
Синицын И. В., 1959. Археологические исследования Заволжского отряда.— МИА, № 60.
Синицын И. В., 1960. Древние памятники в низовьях Еруслана.— МИА, № 78.
Синицин И. В., Крупное Е. П., 1954. По следам древних культур. От Волги до Тихого океана. М.
Синицын II. В., Эрдниев У. Э., 1971. Элистанжинский курганный могильник (по раскопкам 1964 г.). Элиста.
Смирнов К. Ф., 1954. Работа I Нижневолжского отряда Сталинградской экспедиции.— КСИИМК, вып. 55.
Смирнов К. Ф., 1959. Курганы у сел Иловатка и Политотдельское Сталинградской обл.— МИА, № 60.
Сымонович Э. А., 1956. Погребения X—XII вв. Каменского могильника.— КСИИМК, вып. 65.
Тарасенко В. Р., 1957. Древний Минск.— «Материалы по археологии БССР». Минск.
Фабрициус И. В., 1951. Археологическая карта Причерноморья УССР. Киев.
Федоров-Давыдов Г. А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.
Шнадштейн Е. В., 1971. Раскопки курганов на Нижней Волге.— АО 1970 г. М.
Эварницкий Д. И., 1907. Раскопки курганов в пределах Екатеринославской губернии.— Труды XIII АС, т. I. М.

В работе использованы материалы архивов:
ИА АН СССР. Р-1, № 1910. А. Е. Алихова. Отчет за 1959 г.; № 278. А. В. Арциховский. Отчет за 1948 г.; № 2183. В. А. Кузнецов. Отчет за 1960 г.; № 3800. И. П. Лисицин. Отчет за 1967 г.; № 2750. Л. Я. Маловицкая. Отчет за 1963 г. № 3429. Л. Я. Маловицкая. Отчет за 1965 г.; № 4456. В. И. Мамонтов. Отчет за 1971 г.: № 672, 684, 685. И. В. Синицын. Отчет за 1952 г.; № 1196. И. В. Синицын. Отчет за 1955 г.; № 3020. И. В. Синицын. Отчет за 1964 г.; № 681—682. К. Ф. Смирнов. Отчет за 1952 г.; № 701. В. П. Шилов. Отчет за 1952 г.; № 1976. В. П. Шилов. Отчет за 1959 г.; № 3156. В. П. Шилов. Отчет за 1964 г.; № 1563—1564. В. П. Шилов. Отчет за 1967 г. Е. В. Шнадштейн. Отчет за 1970 г.; № 3533. Г. А. Федоров-Давыдов. Отчет за 1967 г.; ЛОИА АН СССР. ф. 1; ДАК, 1895, д. 214; ДАК, 1897, д. 62; ДАК, 1898, д. 10; ДАК, 1899, д. 23, 25, ДАК, 1905, д. 15. Отчеты И. Я. и Л. С. Стемпковских за 1895—1905 гг. Ф. 5, № 340. Архив А. А. Спицына. Ф. 35, oп. 1, 1952, № 120. В. П. Шилов. Отчет за 1952 г. Ф. 35, oп. 1, 1962, № 19. В. П. Шилов. Отчет за 1962 г.
ИА АН УССР. Ф. ВУАК. Днепропетровск, д. 80. Д. И. Эварницкий, П. И. Смоличев. Отчет ва 1930 г.
АИА АН УССР, № 197/33. Г. Т. Ковпаненко, Г. Евдокимов. Отчет за 1971 г.

-175-

Малиновская Н. В. Колчаны XIII-XIV вв. с костяными орнаментированными обкладками на территории евразийских степей

Малиновская Н. В. Колчаны XIII-XIV вв. с костяными орнаментированными обкладками на территории евразийских степей // Города Поволжья в средние века. М.: Наука. 1974. C. 132-175.

©2014 Китаб Хона Design by styleshout

Вверх | Главная | Новости | Форум | Галерея | Контакты